Семь клинков во мраке. Сэм Сайкс

буду милосердна – и если ей повезет, – я больше не вернусь. Если мне повезет – и если она будет милосердна, – она не спросит почему. Я дала слово той штуковине в кожаной кобуре, тому списку имен. Завтра все исполнится, завтра они умрут. А Лиетт будет хорошо и без меня.

      «И жили они долго и счастливо» – не про таких, как мы.

      Но когда она притянула меня ближе, уткнулась мне в шею, и я ощутила кожей ее дыхание…

      Ну, притвориться все-таки приятно.

      К счастью, проснулась я одна. Когда сквозь ставни просочился утренний свет, рядом остались лишь спутанные простыни. Не знаю, кто за мной приглядывал, удача или некое таинственное божество, но на благодарности все равно не было времени.

      Лиетт не готовила завтрак и не ждала, когда я приду на аромат картошки с яйцами. Мы не из того теста. Лиетт удалилась в другой конец дома – чтобы я убралась, не искушая ее задать вопрос, на который я отвечу ложью.

      Это было проявление ее доброты. И я не собиралась потратить его впустую.

      Я тихонько оделась – натянула штаны и ботинки, рубаху и жилет. Застегнула ремень с ножнами, закинула на плечо сумку, встряхнула палантин, чтобы тот стал плащом, и завернулась в него. На мгновение было притворилась, что могу уйти без него.

      Но я чувствовала жар задолго до того, как приблизилась к двери.

      Помедлила, глядя на него, словно могла вот так просто шагнуть за порог, и все. Забыть его и всю кровавую расправу, которую он чинил – которую мы еще учиним. Однако я не могла поступить так с Лиетт. И не могла нарушить свое слово.

      Мы заключили сделку, он и я.

      Ладонь дрогнула над кобурой, и даже сквозь нее мою кожу обдало его жаром. И все же он остыл, как только я обхватила его пальцами и высвободила. Какофония глядел на меня бронзовыми глазами, широко ухмыляясь, беззвучно смеясь. И без единого слова как будто поинтересовался:

      Приступим?

      Я убрала его в кобуру. Пристегнула к поясу. И вместе мы шагнули за дверь, навстречу нашим темным делам.

      Не знаю, кто за мной приглядывал, когда я проснулась, удача или некое таинственное божество. Но была уверена, что ни того, ни другого не было поблизости, когда я перешагнула порог дома и взглянула на женщину прямо перед собой, темное пятно на фоне бледного рассвета.

      Она молча проследила, как я закрыла дверь ее лавки. Лиетт была одета в дорожный костюм – в узкий жилет поверх длинной рубахи, ниспадающую складками юбку поверх облегающих штанов, ботинки. На бедрах – пояс, увешанный футлярами для свитков и чернильницами. Волосы скручены в тугой пучок, из которого нимбом торчали перья. В руках, затянутых в перчатки, Лиетт держала поводья хмурой Конгениальности; птица издала низкую трель, недовольная, что ей не дали выспаться.

      Я, не глядя на Лиетт, погладила шею Конгениальности и выудила из седельной сумки тушку кролика. Правда, это нисколько не помешало Лиетт глядеть на меня.

      – Я проснулась час назад, – заговорила она. – И бóльшую часть этого времени провела в раздумьях, что же сказать, дабы убедить тебя остаться. Ведь гнаться за теми