Гигиена убийцы. Ртуть (сборник). Амели Нотомб

Скажу вам больше, будь я писаным красавцем, не стал бы писателем. Я был бы авантюристом, работорговцем, барменом или охотником за приданым.

      – То есть вы усматриваете прямую связь между вашей внешностью и призванием?

      – Не называйте это призванием. Это пришло, когда я осознал свое уродство.

      – А когда вы его осознали?

      – Очень рано. Уродом я был всегда.

      – Что вы, не так уж вы и уродливы.

      – Надо же, как вы тактичны.

      – Ну, излишне полны, конечно, но не уродливы.

      – Да чего же вам еще? Четыре подбородка, поросячьи глазки, нос картошкой, волос на голове не больше, чем на заднице, жировые складки на затылке, отвисшие щеки – и это я, щадя вас, ограничился только лицом.

      – Вы всегда были склонны к полноте?

      – В восемнадцать лет я уже был таким – можете говорить «жирным», я не обижусь.

      – Да, вы жирноваты, но не вызываете содрогания.

      – Согласен, я мог бы быть еще гаже, будь у меня, например, прыщи или бородавки…

      – Кожа как раз у вас прекрасная, белая, чистая, и видно, что нежная.

      – Как у евнуха, милостивый государь. Комично, не правда ли, выглядит такая кожа на лице, особенно на моем – щекастом и безволосом. Оно похоже на пару ягодиц, гладких и мягких. При виде такого лица скорее смешно, чем тошно; иной раз я предпочел бы обратное: бодрит, знаете ли.

      – Никогда бы не подумал, что вы страдаете от своей внешности.

      – Я и не страдаю. Страдание – удел других, тех, кто меня видит. Сам-то я не вижу себя. Никогда не смотрюсь в зеркала. Я страдал бы, если б выбрал другую жизнь, а в этой мое тело меня вполне устраивает.

      – А вы предпочли бы прожить другую жизнь?

      – Не знаю. Порой я думаю, что разница невелика, какую жизнь ни выбери. Одно могу сказать наверняка: я ни о чем не жалею. Будь я сейчас восемнадцатилетним и с этим же телом, наверно, снова прожил бы точно так же, как прожил, – если вообще называть это жизнью.

      – Разве тот, кто пишет, не живет?

      – Не мне отвечать на этот вопрос. Я ничего другого не знал.

      – Увидели свет двадцать два ваших романа, и, насколько я понял, можно ожидать новых. Среди множества персонажей, вышедших из-под вашего пера, есть ли такой, что особенно близок вам?

      – Нет.

      – Неужели? Я должен вам признаться: один ваш герой представляется мне прямо-таки вашим двойником.

      – Да?

      – Да-да, загадочный продавец воска в «Безболезненной асфиксии».

      – Вот вы о ком. Что за вздор!

      – Я скажу вам почему: когда говорит он, вы пишете «асфикция».

      – Ну и что?

      – Он не дурак. Он знает, что это фикция, вымысел.

      – Читатели тоже это знают. Что же, каждый на меня похож?

      – А его пунктик – снимать восковые слепки с лиц казненных? Это ведь вы, не правда ли?

      – Я в жизни не снимал слепков с казненных, уверяю вас.

      – Разумеется, но это метафорический образ вашего писательского труда.

      – Что вы знаете о метафорах, юноша?

      – Я… то же, что и все.

      – Блестящий