Ворон. Эдгар Аллан По

восторгом насыщенной жизни —

      За пределами этой смерти нет бессмертия —

      Но сон самоуглубленный, и нет там «быть» —

      И там – о! да пребудет там усталый дух мой

      Вдали от Вечности Небес – и однако как

       далеко от Ада![27]

      Какой преступный дух, в какой смутной заросли

      Не услышал волнующие призывы этой песни? —

      Только два: они пали: ибо Небо не дарует

       милости

      Тем, кто не слушает биение своих сердец.

      Дева-ангел и ее любовник-серафим —

      О! где (и можете искать по всему небесному

       простору)

      Любовь была, слепая, близь трезвого Долга

       ведома?

      Необузданная Любовь пала – средь

       «слез совершенного стона»[28].

      Благой он дух был – он, что пал: —

      Блуждатель у ключа, одетого мхом, —

      Высматриватель светов, что сияют там высоко —

      Сновидец в лунном луче близ любви своей:

      Какое чудо в том? ибо каждая звезда там

       окоподобна,

      И ласково так глядит сверху на волосы Красоты —

      И оне, и каждый одетый мхом ключ были

       священны

      Его сердцу, любовью одержимому и печалью.

      Ночь обрела (для него ночь скорби)

      На горном утесе юного Анджело —

      Нависнув, она наклонилась через все

       торжественное небо,

      И нахмурилась на звездные миры, что под ней

       покоились.

      Здесь сидели он со своей любовью – свое темное

       око приковав

      Взором орла вдоль небосвода; —

      Вот обратил его к ней – но тут же —

      Содрогнувшись – снова к кругу Земли.

      «Янтэ, милая, смотри! как дышит тот луч!

      Какая в том чара, смотреть далеко туда!

      Она не чудилась такой, в то осеннее повечерье,

      Когда я покинул пышные ее чертоги —

       не оплакивая, что покидаю,

      Тот вечер – тот вечер – я должен бы помнить —

      Солнечный луч упадал, в Лемносе, как ворожба,

      На арабески резные золоченого чертога,

      Где пребывал я, и на ткани стен —

      И на веки мои – О, тяжелый свет!

      Как дремотно навис он на них, погружая и в ночь!

      По цветам, раньше, и по мгле, и по любви

       они блуждали

      С Персиянином Саади в его Гулистане: —

      Но, о, свет тот! – Я заснул – Смерть между тем

      Проскользнула над чувствами моими

       на этом чарующем острове

      Так бережно, что ни единый шелковый волос

      Не проснулся, как спал – не узнал, что там

       был он.

      «Последним местом на Шаре Земли, где я ступал,

      Был гордый храм, именуемый Парфеноном[29].

      Более красоты ютилось вкруг его стен,

       украшенных колоннами,

      Чем даже в горячей груди твоей бьется[30].

      И когда старое Время крыло мое расчаровало,

      Тогда устремился я оттуда – как орел с своей

       башни,

      И годы оставил я позади в один час.

      Тем временем

27

Согласно Арабам, существует промежуточная среда между Небом и Адом, где люди не подвергаются никакой каре, но все же еще не достигают того покоя и даже счастья, каковые полагают они присущими небесному блаженству.

Un no rompido sueno —Un dia puro – alegre – libre —Libre de amor – de zelo —De odio – de esperanza – de rezelo. —

Luis Ponce de Leon.

Непрерываемый сон —День чистый – вольный – веселый —Спокойный —Вольный от любви – от ревности —От ненависти – от надежды – от опасений. —

Люис Понсэ де Леон.

Печаль не исключена из «Аль-Аараафа», но это та печаль, которую живые любят лелеять к мертвым, и которая в некоторых умах походит на бред от опиума. Страстная возбужденность любви, и резвость духа, сопровождающая опьянение, суть наименее святые услады – ценою которых, для тех душ, что избирают Аль-Аарааф своим местопребыванием после жизни, является конечная смерть и уничтожение.

28There be tears of perfect moanWept for thee in Helicon.

– Milton.

О тебе там, в Геликоне,Были слезы в верном стоне.

– Мильтон.

29

Он был цел еще в 1687 г. – самое возвышенное место в Афинах.

30Shadowing more beauty in their airy brows Than have the white breasts of the queen of love.

– Marlowe.

Тая в бровях высоких больше чары,Чем грудь таит владычицы любви.

– Марло.