Неупиваемая Чаша (сборник). Иван Шмелев

вышла и обняла меня. А тот-то мне свое поет:

      – Это все предрассудок… Мы как муж и жена, только по-граждански. И я считаю вас за отца, потому что сирота… А вы приходите ко мне на квартиру и увидите, как я живу…

      И Наталья мне:

      – Как у него хорошо! У него камин, папаша… И дача есть…

      И тот-то мне:

      – Приезжайте к нам на дачу чай пить. У нас лодка, будем рыбку ловить.

      Так все хорошо изобразил.

      – Я вашу Натю буду куколкой одевать…

      И так просто все обернули, как калач купить. Запутали меня, словно ничего такого нет.

      – И вы не думайте, что я к вашей специальности в пренебрежении. Я даже Натю побранил, зачем она скрывала. Я даже горжусь этим…

      Так расположил меня словами, удивительно. А Наталья мне в другое ухо:

      – Он три тысячи получает!..

      А тот-то мне с другой стороны:

      – У меня кой-что есть. Я еще из процента и комиссию получаю с поставщиков. На черный день будет…

      – Ах, папаша, он мне жизнь открыл! Мы на бегах были, и в тотализатор он на мое счастье двести рублей выиграл, на сак мне каракулий…

      Горько было, но я все принял на душу. И дал разрешение на уход. Что поделаешь, раз жизнь так вышла? Все одно.

      Звали очень к себе. Наташа приходила. Был я у них. Кофеем поили и показывали все из обстановки. Очень все хорошо. А ему это поставщики на Бут и Брота в дар присылали. Буфет один двести рублей стоил. У камина сидел, и сигарой меня угощали. И действительно он такой сак купил Наташе замечательный – рублей за триста, а ему по знакомству за сто отдали. И она как все равно жена у него стала. В электрический звонок звонит, прислуга входит, и она ей с тоном так:

      – Подай то, да подайте это! И почему самовар так долго?

      Откуда что взялось. В капоте голубом, ну не как девчонка, а как солидная барыня. А тяжело мне у них было: так как-то все шиворот-навыворот.

      И думал ли я когда, что так будет?..

      XXI

      Бросил я квартиру и перебрался в комнату. Зачем мне квартира? Старичка скрипача в больницу поместили, а Черепахин таки напросился ко мне, слезно просил.

      – Я, – говорит, – не могу один… Я один боюсь…

      И опять на него уход Наташи подействовал. Начнешь что-нибудь про нее говорить, а он уставится глазами и спрашивает:

      – Почему так ниспровержено?

      Только очень невнятно стал говорить, даже не доканчивал, и у него слова навыворот выходили. А на работу ходил, когда требовали. И как свободное время, мы с ним в карты, в шестьдесят шесть, но только он стал масти путать. И начнет какую-нибудь околесицу вести:

      – Поедемте куда-нибудь, к туркам… Там у них табак растет. Или в Сибирь? Там очень много золота, и можно железную дорогу купить и всех возить…

      А то раз про керосин:

      – Зачем керосин покупать? Можно взять в аптеке травки светлики и настоять на воде… Вот и будет керосин!..

      Уж тронулось у него. И я даже стал его опасаться. Суп стал горсточкой черпать. А как застал его раз, что он на полу в чурочки играет, пригласил полицейского врача знакомого – осмотреть. Тот его по коленкам постучал, в глаза