Солнце мертвых (сборник). Иван Шмелев

товарищей погиб…

      Пригорюнился он тут, а потом и говорит с печалью:

      – Значит, других средств нет… – И схватил меня за руку. – Вот что… Идемте сейчас в отделение и объявимся… Единственный путь… Черт с ним! Не могу я больше терпеть! Скажем все, что знаем, и разъясним… И нам будет прощение… Я места себе не найду!.. И тогда вашего сына освободят и мне пачпорт выдадут… А то мне одному страшно идти… И так я хорошо раньше жил!.. И ваш сын может иметь такую судьбу ужасную, как я. Идемте!..

      И тогда я сказал ему, что все уж на допросе рассказал, что знал, и вот не освобождают.

      – Ну, значит, плохо дело… Значит, ничем я не могу вам помочь.

      И ушел. И даже за пиво не заплатил.

      И так-то у меня внутри все оборвали, а после этого разговора стало совсем темно. А в заключение всего постиг меня удар с деньгами. Не до них было все это время, и вдруг получаю заказное письмо из той конторы. Требуют с меня полтораста рублей добавки. Что тут делать? К Кириллу Саверьянычу… А он меня дураком назвал.

      – Вольно тебе было, – говорит, – дожидаться вешнего снегу! Я свои три недели как продал и двести рублей нажил.

      – Да что же вы мне, – говорю, – не сказали?

      – А как я мог пойти, если за твоей квартирой теперь наблюдение? Я себя не могу ронять.

      Тогда я сказал ему с горечью, что так может поступать только необразованный и бесчувственный человек. Ему стало неприятно, и он посоветовал мне скорей идти и продать, чтобы не погибнуть. И я тогда же продал свои бумаги и понес убытку сто восемьдесят рублей.

      Вот тебе и домик мой… Какой там домик!..

XVII

      Прошло так месяца два, и Пасха как прошла – не заметили. Наташа мне и заявляет:

      – Экзамен сдам и поступлю в магазин в кассирши. У подруги дядя там управляющий, у Бут и Брота, и мне обещал…

      Что же, думаю, это очень хорошо. А ведь теперь и мужчины-то образованные даже в кондукторах на трамвае за тридцать рублей служат. А ей место на сорок рублей выходило. Будет билетики выдавать. Училась – вот и награда. И все-таки лучше, чем на телефон идти. А теперь даже для телефона нужен диплом. Очень тесно стало.

      – И вас освобожу, – говорит, – от забот, буду платить вам пятнадцать рублей за стол и квартиру, и сама вздохну…

      А Луша тут ей и скажи:

      – Значит, нам в благодарность… Пятнадцать рублей мы только и стоим…

      Такая стала свободная.

      – Надоело мне оборванкой ходить! Мне тоже жить хочется… Теперь все так смотрят… Из-за вас я должна себя стеснять?

      И ни одной-то книжки не прочла, а все ленточки да хи-хи да ха-ха…

      – Пока молода-то я, и пожить…

      И все-то перед зеркалом вертелась и про свою красоту. Хорошенькая я и хорошенькая… Все ей так говорили, ну и набила в голову.

      И с матерью у ней был очень горячий разговор, даже сцепились они. И Наташка-то даже на матери кофту разорвала со злости, что та ее уродом назвала. Ну я тогда ей и показал: запела она Лазаря. Так я ее оттрепал за косу, прости меня Господи, так оттрепал в расстройстве… Так с матерью обращаться,