Солнце мертвых (сборник). Иван Шмелев

ей косы оборву!.. – И на меня: – Ты все, ты! Ты при них про пакости ваши ресторанные рассказываешь…

      А кто ей ленточки да юбочки покупал да кружева разные? А утешитель-то мой на ухо строчит:

      – Опасно, ежели с офицером… У них особые правила для брака.

      И Черепахин еще тут ко мне, чуть не плачет:

      – Я вам говорил!.. Берегите!..

      А Кирилл Саверьяныч так даже с торжеством:

      – А может, они и не в театр? Вон в газетах было, как в номерах за шампанским отравились после всего… Драма может быть…

      Вот тогда мне в первый раз ударило в голову, так все и зазвенело и завертелось… Скоро отошло. А Луша уж шубу надела, куда-то бежать с Черепахиным, отыскивать. Но тут Кирилл Саверьяныч рассудил:

      – Все равно, если худое что, уж невозможно остановить. Положитесь на волю Творца. А если они в театр, так он должен ее довезти до места, откуда принял. Это всегда по-вежливому делается. Вот и надо их сторожить и указать на неприличие…

      Так и решили. И Черепахин вызвался сторожить. И все мы к трем часам вышли и ходили по окружности, измерзли. И к четырем Поликарп Сидорыч усмотрел с конца переулка и рукой махнул мне. Вижу, слезли они с извозчика и офицер ей руку жмет, а она так и жеманничает и с жоржеткой играет перед его носом. Я сейчас выступил и говорю:

      – Это что такое?

      Так и села.

      – До свидания… – говорит.

      И пошла. А тот на меня так строго:

      – Позвольте!..

      – Нечего, – говорю, – позволять, а вам стыдно! Порядочные люди с родителями знакомятся, если что, а не из-за угла! И прошу вас оставить мою дочь в покое!

      Повернулся и пошел, а он за мной. Смотрю, и Черепахин тут, поблизости, у фонаря стоит. А офицер в волнении мне сзади:

      – Виноват, позвольте… Я требую объяснения… Вы должны…

      Я нуль внимания, иду к квартире. Тогда он настойчиво уж:

      – Позвольте… моя честь!.. Я должен объясниться!

      И публика стала останавливаться, а он мне уж тихо, но с дрожью:

      – Я требую на пару слов! Я не могу на улице… Или я вас ударю!

      Обернулся я тут к нему и говорю:

      – Вы что же, скандалу хотите? Вы еще так поступаете и мне еще грозите? Ну, ударьте! Ну?

      А кровь во мне так вот и бьет. Только бы он меня ударил! Я еще никого не бивал, но, думаю, мог бы при своей комплекции это дело сделать не хуже другого. А Черепахин совсем близко и руки в карман засунул, трепещет.

      – Прошу двух слов, наконец! Вот на бульвар…

      А мы уж и квартиру прошли, и как раз тут бульвар. Сели.

      – Говорите, а потом я вам скажу! – говорю ему.

      – Вот что… Вы ошиблись… Это ваша дочь?

      – Дочь, и я не позволю безобразия допускать! Вы не имеете права…

      А он мне:

      – Виноват… вы всё узнаете… Я познакомился на катке, и мы познакомились… Говорю, как офицер… тут ничего позорного для вашей дочери нет… Я хотел с домом познакомиться…

      – Вы, позвольте узнать, – спрашиваю, – подругин брат?

      Тут он завертелся:

      – Да… то есть нет… Но я