Солнце мертвых (сборник). Иван Шмелев

за дверью кричит:

      – Я тебе понравлюсь! Я тебе, дармоедке, все косы оборву! На цепь тебя закую!..

      А тут вскорости заявился Колюшка. Мать к нему с жалобами:

      – Порадуйся, как твоя сестра с офицерами на извозчиках катается…

      Не понял он ничего, побелел только. Но как все узнал, увел Наташу в комнату в жильцовскую и стал с ней говорить. И потом свел нас всех и помирил. И такой он стал неспокойный и тревожный и не обедал совсем. Спросил его, – что же, не вернутся? стало быть, можно и сдавать? А он так резко:

      – Сдавайте!..

      И задумался. А Луша мне:

      – Это он по той скучает. И хорошо, что уехали… А лучше бы совсем не приезжали…

XIV

      И был у нас тот вечер как на похоронах. Наташка за ширмочки забилась. Колюшка в жильцовской засел, а Черепахин на каток с трубой пошел, и скрипач ушел в свой кинематограф. И в ресторан я не пошел после такого расстройства. Прилегли мы с Лушей отдохнуть. И уж часов семь было, всполошила меня Луша:

      – Дым у нас в квартире, пожар!..

      Вскочил я – полна квартира дыма, лампы не видать. В жильцовскую комнату кинулся, а там Колюшка мечется.

      – Лампу, – говорит, – оправлял и спичку в угол бросил, на бумаги. Я в печку сгреб, а трубу забыл открыть.

      И вдруг звонок. Колюшка отпирать кинулся, пошептался с кем-то в темноте, схватил пальто и – марш.

      Что такое? Не пойму ничего, как представление какое весь день. А Луша мне все свое:

      – Что-то они это путают, сдается мне… Может, она с тем-то разошлась, а для отводу с квартиры перебралась…

      Плетет неведомо что. Через полчаса Колюшка заявился.

      – Что, – говорю, – у тебя за маскарад?

      Васиков будто приходил на вечер звать, но он только его проводил и отказался. И такая меня тоска забрала, согнал я всех своих и Наташку из темноты вытащил.

      – Что вы, – говорю, – как чумовые какие по норам сидите?

      Послал за орехами, сели в короли играть, силой заставил, а то уныние. Только и радостного, что бумаги прибыль дали. Нарочно Наташку в короли провел – нет! Надутые все и взятки пропускают. А Луша Колюшку пытать про жиличку:

      – Без жилички своей скучаешь?.. Что смотришь-то!

      Шваркнул он карты и ушел. И опять все расклеилось. И ужинать не стал. А как стал я спать ложиться, подходит и говорит:

      – Вы, пожалуйста, никому не сказывайте, что я жильцовское имущество возил.

      – Почему такое – не говорить?

      – А потому, что сейчас очень полиция следит и не дозволяет распространять хорошие сочинения… Могут быть неприятности… И вообще лучше ничего не говорите.

      – Да кому мне говорить-то? Очень кому нужно!

      – Ну это другое дело… А я вас предупреждаю.

      Так меня запутал, что ничего я не понял. А вскорости и Черепахин заявляется с катка. Очень бледный и сильно покачнулся. Да еще бутылку несет.

      – Прощайте, – говорит, – ласковые взоры!

      Стал спрашивать, что такое, – оказывается, околоточный на катке сказал, что завтра мобилизация его сроку и ночью призовут. В типографии уж печатают оповещание.

      – И позвольте, –