Последний самурай. Хелен Девитт

которых бесноватые люди толкали странные, обрывистые речи, усеянные несправедливо забытой лексикой; они любили сосредоточиться на каком-нибудь банальном эпизоде мифа, раскрутить его и отбросить сам миф – любого «Гамлета» они бы превратили в «Розенкранца и Гильденстерна». Эти исследователи, ученые, математики, поэты сбивали с пути истинного цветок римской юности и втискиваются в любую книгу, посвященную главным образом не им; если предоставить книгу им, они тотчас расцветают целым отдельным томом сносок – и говорю я, разумеется, о «Птолемеевской Александрии» Фрейзера, книге, ради которой я вернусь из-за гроба (однажды я просила о ней на смертном одре, но не получила). Однако время поджимает – Чудо-Мальчик смотрит кассету, кто знает, сколько это продлится, – каков же вклад Рёмера в эту великолепную тему?

      Рёмера интересовал разбор гомеровских текстов, проведенный Аристархом, который возглавлял Библиотеку вскоре после 180 г. до н. э. (неприглядная история с трагедиями случилась до него). Аристарх алкал идеального Гомера; поскольку оригинальной рукописи не существовало, беспощадности и налички было недостаточно: приходилось сравнивать копии и выявлять ошибки. Он пометил к удалению (атетезе) строки, которые счел тексту чуждыми, и первым описал в комментариях ход своих рассуждений. Никаких трудов Аристарха не сохранилось. Остались маргиналии «Илиады» – там пальцем ни в кого лично не тыкали, но, вероятно, были они выдержками из Аристарха, дошедшими до нас через третьи руки; были и другие маргиналии, где фигурировали имена.

      Кое-какие из этих через третьи руки выдержек своим блеском поразили Рёмера; очевидно, что они принадлежат Аристарху, и очевидно, что Аристарх был гений. Другие выдержки были слишком глупы для гения: очевидно, что они принадлежат кому-то другому. Когда кто-нибудь другой выдавал некую блестящую мысль, Рёмер тотчас понимал, что на самом деле это сказал Аристарх, и если ему встречались бесхозные блестящие комментарии, он тоже мигом постигал их гениальное авторство.

      С абсолютной и явной очевидностью это полнейшая ахинея. Если перемешиваешь все имена, какие попадутся, так, чтобы кто-то один всегда выходил гением, значит, ты не веришь источнику, который порой сообщает, что кто-то другой сказал нечто выдающееся или гений сморозил глупость, но ведь этот источник и заставляет тебя полагать гения гением. Чтобы понять, в чем проблема, достаточно на секунду задуматься, но Рёмер умудрился написать целый научный трактат, не задумавшись ни на секунду. Приняв глупость за критерий неаутентичности, он один за другим приписывал маргиналии Ксенодоту или Аристофану (нет, не тому), или списывал на искаженное цитирование Дидимом, и еще саркастически + злорадно комментировал бестолковость этих недоумков.

      Разобравшись, что он такое говорит, я не поверила, что он взаправду такое говорит, и прочла еще 50 страниц (со скоростью 20 минут / страница, тем самым добавив к общему времени еще 16,66 часов), и оказалось, что он говорит такое взаправду. Я уставилась на страницу.