Остров осени. Аркадий Драгомощенко

различие, спрашиваю я себя, глядя на слепки света и тьмы, на тонкие, отливающие глянцем листы. В чем тут дело?

      (Сияют и тают птицы в небе, течет вода в каналах, и ни шепота, ни шороха.)

      Время, говорю я себе и, оборачиваясь к нему, фотографу, цепко схватившему стакан вина, а мы сидим у теплой стены, повторяю:

      – Ну, ответь на милость, скажи мне – сколько еще стремиться Ахиллу за черепахой? Я, признаться, устал от этой погони. Сколько веков!..

      Он кивает головой и ласково улыбается вину. В конце улицы чья-то фигурка. В глазах рябит от нее.

      Конечно, дело во времени! В нем и ни в чем ином. Солнце юга, – продолжаю, – создает цвет, плоть, объем и цвет, лазурь, тьму отчетливую и первозданную. Но здесь… Текли воды в каналах… Но опять же – знали только, что текут, слышали, а видели воочию, как стоят они, испепеляя ослабевшие за зиму зрачки.

      И лица, и дворы, и лица как дворы, и стены, и лестницы, и воды многие, и небеса, и трава – все есть и будет. И есть еще иное, когда слова не нужны…

      «Возлюбленные в речах»…

      Но мы сидим уже в другом месте, в комнате, где два больших окна гудят от солнца. Парит пыль. Июль, и в руке у него неизменный стакан вина.

      – Ты слышал, – спрашиваю, – про Йыцика Мейера?

      – Ха! – говорит он. – Конечно, нет. А ты знаешь Сорокина?

      – Нет, – отвечаю я. – Но послушай. Говорят, когда Йыцика в детстве повели учиться к рабби, кто-то спросил его на улице: «Я дам тебе талер, только скажи мне, где живет Бог?» Мальчик ответил: «Я дам тебе два, только скажи, где его нет».

      – Нормально, – говорит он. – Но вот послушай, какая история случилась…

      И опять кажется мне, что не будет конца полдню, теплу, вину и нашей жизни.

      И опять неуверенно и тихо, глядя в окно, думая о своей жизни и о жизни многих, таинственным образом связанных с моей, шевелю губами: «И этого мне знать не дано…»

      «Тень черепахи»

Диалог

      Беги, возлюбленный мой;

      будь подобен серне или молодому

      оленю на горах бальзамических!

Песнь песней

      Давид

      Верните чадо мое, верните мне чадо!

      Мальчик мой, где твоя кровь?

      Водой асфальтической стала она

      в черных жилах.

      Мой мальчик, где губы твои?

      Золотые губы солью покрылись.

      Верните мне чадо! Верните чадо мое!

      Мальчик мой, ты сделал со всех сторон

      меня бедным.

      Авессалом

      О, сколько света и какая печаль

      в чешуе лунной маслин

      и во многих желтых камнях,

      А за спиной горы Моава…

      Давид

      Верни мне себя.

      Смог ведь уйти – сумей теперь возвратиться!

      Облако проплывает.

      Я вырублю все деревья. Я выжгу корень корней,

      Я вытравлю поросль каждую на этой земле!

      Иудея будет чиста – ни тамариск, ни плющ дикий,

      ни мак вовеки не бросят тени на этой

      земле.

      Облако