Остров осени. Аркадий Драгомощенко

за белым забором

      и улице,

      А сам толком не знаешь –

      К кому обращен этот шепот.

      Прощай – говоришь снам, в которых

      ты появилась…

      О, какой странный сон вырос над нами!

      Крыло и звезда были незримы тогда.

      Впереди мерно машут крыльями птицы:

      Дрозды, чибисы, дикие гуси.

      Невесомость полнит тела, зрачок

      разрывает безмерность отчаянья –

      Всего не увидеть.

      Вскипает вода, трепещут кроны деревьев,

      раздвигается мир до пределов, доселе

      неведомых

      ни нам, ни ему самому.

      И, точно шепот твой, в безмерности

      солнечного луча

      танцует бледная паутина,

      предваряя милосердие льда.

      Какой странный сон раскинулся над нами

      тогда.

      …Сидишь поздним вечером у лампы. На стеклах иней, тепло лампы щекой чувствуешь, а дым, слетающий с потрескивающей папиросы, спутанными нитями падает в свет. Как долго тает он у самой лампы, дрожит, растекается в тень, становясь тускло-серым, вялым, спутанным.

      Слушаешь часы, следишь за однообразно-ломаной линией звука, бегущей сродни дыму, – так трогательно-тупо представило себе человечество время: хотя и нет начала, все же вера в начало сущего и времени живет… и течет время как бы откуда-то, куда-то.

      Дым, словно жаркий песок, – подрагивает, а глаза давно закрыты, и в стене что-то шуршит. И впрямь песок, но не время, а все остальное.

      И тек этот песок полувоспоминаний, полуразмышлений – всегда. Всегда, и не только мои пальцы пропускали его, а тогда еще было… а когда – тогда? Выдернуть бы руки, да так тепло у лампы, так кружит голову дым, так прозрачно-холодно, незрячи глаза, что и не вспомнить – что за песок… что за время… мороз? Зима?..

      «Тень черепахи»

* * *

      Зима уже давным-давно,

      да снега нет

      И пусто небо.

      Лишь перья сизые прозрачных облаков

      колышутся дремотно над заливом.

      Залив в цвету смятенных голосов!

      Так слышали: начнется день

      и птица возвестит его начало.

      Сколь ясно все!

      Безгласны руки, воздух,

      Как тонко серебрится здесь гранит.

      Пусть будет так, как сказано, –

      Вначале птица.

      Зашевелится тень потом в зрачке,

      И день великий без конца и края

      сольется с пустотой зимы.

      Из сборника «Торжество травы»

      (1973)

      Когда ветшает кровля и ветер беспрепятственно гуляет в стропилах, когда стропила, пораженные тленом, рассыпаются прахом, когда кладка стен расшатана временем и трещины разрывают камень, когда земля подступает к порогу – тогда наступает час торжества травы.

Приближение

      Со дня на день ярче тлеют в бессонном ручье

      суставы воспаленных ветвей.

      С каждым годом ослепительней

      сочленения ветра в оцепененье стрекоз

      в солоноватом ознобе крыла.

      Ночь прошла, канула безвозвратно

      в мокрую дрожь черных лип,

      А мы с тобой одиноки, как безглазые дети.

      Чем-то