Мы совершенно не в себе. Карен Джой Фаулер

один вообще переросток для своих шести лет. У них был батут, и когда у меня в прыжке взлетала юбка, всем было видно трусики. Не помню, издевались они над этим или я в принципе чувствовала унижение. Но меня это сломало: все, конец. Улучив минуту, когда про меня забыли, я вышла на улицу и собралась идти до самого дома. Настоящего дома. До Блумингтона.

      Я знала, что идти долго. Кажется, мне даже в голову не пришло, что можно ошибиться дорогой. Я выбирала улицы с тенистыми лужайками и оросителями. Одна женщина спросила с крыльца, где мои родители, и я сказала, что гощу у бабушки с дедушкой. Больше она ничего не спрашивала. Наверное, я отправилась в путь довольно поздно. Мне было всего пять, и я не могла уйти далеко, как бы ни ощущала время. Вскоре стало темнеть.

      Мне понравился один дом, выкрашенный в ярко-голубой цвет, с красной дверью и крошечный, как в сказках. Я постучала. Открыл человек в халате и майке. Он пригласил меня войти, усадил на кухне и приготовил стакан лимонада из порошка. Симпатичный человек. Я рассказала ему про Ларри и Карен, про арлекинов, огромных мальчишек и возвращение в Блумингтон. Он очень серьезно меня выслушал, после чего указал на изъяны в моем плане, о которых я не подумала. Если я так и буду стучаться в двери и просить обед или ужин, сказал он, не исключено, что мне придется есть невкусную еду. А в иных домах соблюдают правило – съедать все дочиста. Вдруг мне предложат брюссельскую капусту, печенку или еще что-нибудь такое, самое ненавистное. Вообще-то я и без того уже с радостью дала бы отговорить себя от похода в Блумингтон.

      Поэтому я сказала ему, что мои бабушка и дедушка – Куки. Он взял телефонный справочник и сделал пару звонков разным Кукам, пока не нашел моих. Они забрали меня и на следующий же день отослали домой, ибо, заявили они, я тот еще фрукт, да и треплюсь без умолку.

      – То есть у твоей мамы никто не родился? – спросила Харлоу.

      – Нет.

      – Просто я подумала: обычно детей отправляют к бабушкам-дедушкам как раз в таких случаях. Классика жанра.

      У мамы никто не родился; у нее случился нервный срыв, но я не собиралась откровенничать с Харлоу. Вся прелесть и полезность этой истории в ее способности отвлекать людей. Поэтому я произнесла:

      – Я еще не рассказала тебе самое стремное.

      Харлоу смачно хлопнула в ладоши. Выпивка, как и арест, делала ее умиротворительно покладистой.

      К нашему столику подошел человек в майке “Селтикс”, но Харлоу отмахнулась от него, всем своим видом давая понять, что ей все это мешает даже больше, чем мне.

      – Мы как раз дошли до самого стремного, – объяснила она.

      Несколько минут он отирался рядом в надежде послушать стремные вещи, но эта часть была не для первого встречного, и я дождалась, когда он выйдет.

      – В голубом домике я попросилась в туалет, – сказала я, понизив голос и наклонившись так близко к Харлоу, что чувствовала ее хмельное дыхание. – Мужик в халате указал вторую дверь направо, но мне же было пять лет, и я ошиблась – открыла дверь в