Клязьма и Укатанагон. Премия им. Ф.М. Достоевского. Юрий Лавут-Хуторянский

его уже не остановишь, – добавила Светлана.

      – Не переживай, нью-москвич, – улыбаясь ответил Павлу Сергей, – в природе грязи нет. Поставили верстак повыше, накрыли коровьей шкурой и прибили к нему с торца деревянное сиденье от унитаза. Привели быка, он прямо рвется в бой, вскочил на верстак, и крепкая такая девушка-ветеринар в почти белоснежном халате поймала в дыру сиденья эту его штуку и подставила под нее ведро – всё! Процесс пошёл. А ещё и пошутила, но это уже точно не за столом. То есть вот она, реальность: сама мать-природа, в виде натурального быка, символа жизни, в важнейшей для неё ситуации принимает желаемое за действительное. Или действительное за желаемое.

      – Его пример быкам наука, – сказала Светлана.

      – А наука умеет очень много гитик, не забывайте, мужчины, – добавила Татьяна.

      – Ну, все прям искрят юмором, – удивился Павел Николаевич.

      – А ветеринарша, Ольга её зовут, живёт, между прочим, где всё типа погибло и разорилось, по мнению Павла Николаевича, и не замечает этого, ей хорошо.

      – У нас тут Сергей Дмитриевич про каждую ветеринаршу знает: какой плохо, какой хорошо, – сочувственно сказала Светлана.

      – А что? Ветеринарша заботится о быках, должен же кто-то позаботиться иногда о ветеринарше, – тоже решил пошутить Павел, но никто не засмеялся.

      Татьяна пристально смотрела на мужа:

      – Паш, ты лучше скажи, что, например, скажет бедный бычок, когда очухается?

      – Он не очухается, Тань, не переживай, – ответила Светлана, – бычки живут, не приходя в сознание. Ты теперь, значит, крутым помещиком будешь, Павел Николаевич?

      – Что ты, что ты, у нас в семье главное – это политическая карьера, а мы простые селяне, пейзане мы, забавляемся себе…

      – Ой, ой, это кто тут одинок, заброшен с детства…

      – Погоди, Крупнова, погоди, сколько земельки-то собрали, Павел Николаевич?

      – Тебе что, это интересно? – спросил Павел.

      – Очень. У меня тоже хозяйство какое-никакое, ты хрестьянина не унижай.

      – Любознательная какая… ну… Три деревни душ крестьянских.

      – А можно, барин, в гектарчиках?

      – Ну, хорошо. Давай в гектарчиках. Примерно, где-то десять тысяч.

      – Гектаров? Солидно. И сколько туда уже вбухано?

      – Ну… мать, тебе прям всю бухгалтерию… ладно, скажем… если с коровами и хозяйством, то больше, все ж таки, лимона зеленых денег, – ответил после заминки Павел Никитин.

      – И?..

      – Что «и»?..

      – И?..

      – Не «и», а нужно еще два.

      – И?..

      Никитин засмеялся:

      – А потом ещё. Я вижу, ты хорошо разбираешься в сельском хозяйстве, вопросы такие основательные задаешь…

      – И?..

      – Да не знаю я, Свет. Пока что всё не то. Может быть, вообще нельзя было в это дело вкладываться.

      – Во-от они, трезвые слова, ваше благородие, – сказал Сергей.

      – Вот опять укусили, – сказал Павел Николаевич.

      – Если