Клязьма и Укатанагон. Премия им. Ф.М. Достоевского. Юрий Лавут-Хуторянский

уходить.

      Бабы с колясками приблизились, она повернулась к нему и, убрав руки за спину, улыбнулась:

      – Я же, кажется, Вам ясно сказала: мне чужого не надо.

      – Нет, – сказал упрямый придурок, – вы не поняли: здесь деньги, а не то, что вы подумали.

      Она ждала: две мамаши, глянув на них, не задерживаясь проехали мимо, и по крайней мере у одной из них в коляске кряхтел и шевелился ребёнок… Парень на лавочке огорчился как-то натурально, тон был грубовато-искренний, может, и не мент. Она присела на край скамейки, сменила тон и сказала:

      – Всё равно, оставьте себе.

      И тут он вдруг, со словами «извините, себе я это оставить никак не могу», встал и пошел. Она ахнула: сейчас сзади сфотографируют её одну с пакетом и – «чей же он ещё тут, кроме как не ваш?» – считай, поймали с поличным. Она резко обернулась: никого. Не нужно было вообще садиться с ним рядом, – мелькнуло в голове, – выслушала и тут же уходить, вот так и влипают. Никто, правда, не подходил, она, оглядываясь, заметила, что в окно офиса на нее смотрит Оля. К этой лавке, поняла она вдруг, не очень-то и подойдешь незаметно: всё, что сзади, видно в витрине напротив. Хитрый парень-то оказался, сел правильно. Спокойно, психовать нечего. Она посмотрела ему вслед, снова села на лавку рядом с пакетом, поглядела по сторонам – пусто и нахально прямо здесь выкурила сигаретку назло всем Олям, следящим из окон, и – да хрен с вами со всеми – взяла большой пакет рукавом пальто и пошла на работу. Сказала: бабушка дурачка какого-то деревенского с продуктами прислала, завтра угощу вас.

      – Не очень-то он был на дурачка похож в кожаной-то куртке, – пробурчала из-за своего стола Ольга.

      – И что? Ты, Оль, тоже на дурочку не похожа, – легко улыбаясь ей, ответила Татьяна. После работы осталась «кое-что дописать». Никогда столько денег у неё в руках не было. Заперла их в сейф и за несколько раз в течение трёх дней перевезла домой.

      Через пару недель, когда она вышла на улицу после рабочего дня, он сидел на другой лавочке, уже лицом к их двери, и улыбался, смотрел на неё. Она остановилась на секунду, потом отвернулась и пошла к остановке автобуса. В автобусе он стоял недалеко от неё и вышел вместе с ней. Пройдя немного рядом, сказал:

      – Я только провожу, не бойтесь.

      Она остановилась:

      – Что вы всё время меня успокаиваете, а? Чего я должна бояться? Вы что, Гудвин, великий и ужасный? – видела, что он немного растерялся.

      – Да нет, это я так, наоборот, говорю, чтобы вы не боялись ничего…

      – Вот опять… ладно, раз так просите, я не буду бояться. Спасибо, что проводили, – сказала, не двигаясь с места.

      Он говорил какую-то ерунду, она не отвечала. Просто стояла, улыбалась и молчала. Он понял, замолчал, а потом сказал:

      – На сегодня всё, аплодисментов не надо, спасибо за внимание, – сошёл с дороги и оперся плечом о дерево, типа «иди, никто тебя не держит, я тут