Клязьма и Укатанагон. Премия им. Ф.М. Достоевского. Юрий Лавут-Хуторянский

За столько лет!

      – Ну ты даешь, Тань.

      – А на это я уже когда-то отвечала, – заявила она, смеясь, – что ты там стратеговал, Кутузов? Хочешь получить, говори: – Да! Да, люблю! Да, хочу! Готов за это платить – не имею в виду деньги – расплатиться собой, общей судьбой, идти рука об руку и тому подобное. Была бы я мужчиной, сказала бы: «Люблю тебя, Таня! Хочу всю целиком и навсегда! А не на раз, как б… дь какую-нибудь!»

      – Вот прям так и сказала бы?

      – Да, вот прям так. Говоришь – и она твоя!

      – Интересная формула, надо записать.

      – Пользуйся, так и быть.

      – Как всё просто…

      – А в жизни, Паш, много чего просто: люблю-не люблю, верю-не верю, хочу-не хочу.

      – Ну, а потом-то что, после слов-то?

      – Как что? Ты не знаешь?

      – Нет, откуда мне знать?

      – Что, мальчишки во дворе не рассказывали?

      – Да говорили всякие гадости: трусы, говорили, нужно будет снимать, но я им не поверил.

      – Зря не поверил. Трусы не трусы, люби знай всю жизнь.

      – А если, Тань, не знаешь, на всю или не на всю? Я вот, например, не знал, может быть.

      – Ах, во-от как! Куда ж ты полез, без знаний-то, двоешник?

      – Ну, вот это и была попытка понять, вроде пробы.

      – Та-а-к! Вот оно что! Вроде пробы у него!

      – Ага! Дай, думаю, попробую. Проба качества не ухудшает. Качество – вот что мужчине важно, понимаешь, Таня? А тебе вот всё бы слова чирикать, птица моя: люблю-не люблю, верю-не верю. А тут дело сурьёзное! Товар надо узнать!

      – Какой мерзавец. И слова-то какие лавочные: товар узнать, капуста квашеная! Хотел запросто так девушку попробовать. Раньше хотя бы говорили «познать».

      – Спасибо, что поправила, Татьяна Ивановна! Верно. Познать хотел. Дай, думаю, познаю. Оченно к знаниям тогда стремился.

      – Правильно я тебя, двоишника, послала.

      – Правильно, Татьяна Ивановна, учительница первая моя.

      – Ладно, первая, слыхали мы про подвиги ваши владимирские!

      – Ой, моя тут не понимай совсем.

      – Я же говорю: дурачок! Познал хоть что-нибудь полезное?

      – Познал, сапасип тебе, кароший девушк. Ошень палезны! Ошень был кароший.

      – Что ты познал, второгодник? Ничего ты не познал!

      – Кароши товар познал! Таня звать. Бери нада! Больше бери, сверху бери.

      – Ах, сверху тебе? Ну, попробуй, ты! Сверху ему…

      От первого их любовного свидания у каждого осталось больное место, но каждый раз никто не хотел принимать чужую логику и доводы, пока фраза «ну а что ж ты тогда в Сокольниках-то?» не превратилась в дразнилку, в провокацию и прелюдию, и тогда уже, между объятий и ласк, можно было говорить всё что угодно, на всё был ответ, и ничего не было обидно. Оба считали, что хорошо представляют прошлую жизнь своего супруга. Татьяна никогда не спрашивала мужа о прежних отношениях и тем более не упоминала о своих, считая, что «деловые связи» похоронены и не имеют