Клязьма и Укатанагон. Премия им. Ф.М. Достоевского. Юрий Лавут-Хуторянский

в половину зарплаты был на эти хиханьки-хаханьки? Но, к счастью зрителей и театральной труппы, на спектакле в седьмом ряду партера, прямо посередине, сидела отовсюду видная, крупная рыжеволосая дама лет сорока пяти, и когда от очередной шутки зал недоумённо замер, она неожиданно громко и продолжительно захохотала низким голосом, довольно нагло, но доходчиво говоря этим: вы что?! это балаган, ребята! давайте смеяться вместе! хватит жаться! И через несколько секунд этого заразительного хохота стало совершенно не важно: это какая-то ненормальная или, может, специальная особа, или в этой Москве уже все так обнаглели, или мы ничего не понимаем, да и деньги уже не вернёшь – незримое разрешение смеяться пролилось над залом, артисты были любимые, телевизионные, повороты сюжета неожиданными, а диалоги оказались смешными – и зал смеялся уже до самого конца спектакля, и хлопал, и вызывал бесконечно.

      Когда Павел вез Татьяну домой, чтобы скрывать невольную напряжённость от ночного приближения к её дому и квартире, приходилось скрывать, вспоминая театральные шуточки. Остановив машину около подъезда, он вышел и открыл ей дверь, поблагодарил за вечер и без промедленья попрощался и уехал. Она позвонила в два часа и сказала: извини, Паш, но это уже получается традиция. Он приехал. Нежна она была так, что все прежние обиды смыло этой нежностью, и он всё не мог поверить, что это она и он, и первый раз был так невозможно счастлив, как будто волшебным фонарём подсветили всю его будущую жизнь. Это была уже совсем, совсем другая ночь, ночь, которая легла куда-то глубоко на самое дно, и всё, что потом происходило в их совместной жизни, хотел он того или нет, думал об этом или нет, всё равно ложилось на эту счастливо подстеленную основу. С утра она уже не излучала: «охренеть, что тут произошло? какой-то мужик мешается под ногами, как раз когда я так тороплюсь на работу». Сама подходила, смотрела в глаза и целовала. Всё переменилось. Татьяна уволилась с работы, разорвав там отношения, а потом, как-то без особых разговоров, переехала в тесноватую квартиру в Перово, которую Павел купил не так давно и куда до этого переехала из Владимира его мать, Анна Михайловна. Когда у Татьяны с Павлом должен был родиться ребенок, они поженились и купили большую четырехкомнатную квартиру в Химках, недалеко от леса. Теперь несколько раз в году они приезжали в Поречье, где отремонтировали старый Крупнов дом (так говорили деревенские: Куров дом, Титов дом, Крупнов дом) и где постоянно теперь жила Татьянина мать Степанида Михайловна, вернувшаяся из Владимира в Поречье.

      «Как ты меня нашел в Москве?» – не в первый раз уже спрашивала Татьяна. «Не могу сказать, Тань, ты же знаешь, это секретная история». – «Давай, выкладывай, а то будут санкции». – «Ладно, но только без имен, согласна?» – «Давай, выкладывай, согласна» – «Дай честное слово» – «Честное слово!» – «Нет, не так, скажи: Даю честное слово!» – «Даю честное слово!» – «Хорошо, теперь верю, слову твоему верю, Тань, но ты женщина, слову твоему верю, вот те крест