Клязьма и Укатанагон. Премия им. Ф.М. Достоевского. Юрий Лавут-Хуторянский

него она может не беспокоиться, от него никакая информация дальше не идет, а уж тем более насчет неё… В общем, успокоил, потом ещё как-то позвонил, попросил совета по бухгалтерии, потом приехал, поговорили, погуляли – ей нравилось то, что она видела в нём. Он был крепкий, высокий, русоволосый, с головой и с чувством юмора. Похоже, ему можно было верить. На переезд в Москву у него ушёл год: всё оказалось не так просто и с его крутыми опекунами, и с переездом бизнеса. Он приезжал, они ходили в какой-нибудь ресторан, иногда в театр или кино, а звонил раз в три дня, и они разговаривали о делах и о всяких мелочах, она рассказала, что уже два раза сменила работу и на этой, последней и перспективной, начальник стал проявлять специфическую активность, от которой можно избавиться только уволившись, а увольняться не хочется. Она заметила, как Павел аккуратно помогает ей разговориться, не впрямую, при всей якобы своей прямоте, а так, с расчётом, вперёд хода на три: напряженная работа, впереди лето, а в другой раз: когда фирма предоставляет отпуск работникам? А потом: где и когда бывала? Посоветуй: куда лучше ехать отдохнуть, какие места можешь порекомендовать – ну и пускай чуть хитрит, решила она, умный, значит, а мы тоже не пальцем деланы: она позвонила во Владимир своей бывшей замше, Гале, и попросила разузнать о нем. Всё, вроде, совпадало: в разводе, есть сын, с женой разошёлся не по-свински, платит, поддерживает, отзывы были на удивление хорошие. Ну, по бабам, конечно, прошёлся, но без особого усердия, не коллекционер.

      В очередной раз они встретились в октябре, вечер был тёплый, из ресторана пошли в парк «Сокольники». Там при входе поцеловались как-то дружески, смеясь, ещё прошлись, она чувствовала, как он волнуется, и сама тоже стала волноваться. Опять стали целоваться на лавочке около какого-то толстенного дерева. Стало почти совсем темно и он, обнимая её за талию одной рукой, другую руку вдруг просунул ей под ноги, приподнял и пересадил к себе на колени. Потом притянул и, ласково проехавшись рукой, пошёл под платье и тронул между ног.

      – Подожди, пожалуйста, я тебя отвлеку на минуту, – улыбаясь, сказала она.

      – Я не могу ждать целую минуту, Татьяна, – строго начал он, но не выдержав, тоже улыбнулся, что было слышно по интонации.

      – Хорошо, тогда я сразу спрошу тебя, – снова мягко сказала Татьяна, – ты, Паш, хочешь меня прямо здесь трахнуть, как б… дей владимирских в парке Гагарина, да? – Она выпрямилась, и он почувствовал ее напряжённые ляжки, она словно стала тяжелее. В темноте она глядела ему в глаза – оказалось, что глаза бывают хорошо видны в темноте. Руки его убрались из-под её платья. – Спасибо, я могу теперь опять сесть на лавочку? – спросила она.

      – Ну, ты, Татьяна, даёшь, – только и смог сказать он.

      – Я не даю, – сказала она, встав с его коленей и оправляя юбку, – я или люблю, Паша, или не даю (прозвучало грубовато, но зато искренне, отметила она сама). Так что отвали.