Полное собрание сочинений. Том 9–12. Война и мир. Лев Толстой

спросил он у Денисова.

      – Сказался больным, завтра велено приказом исключить, – проговорил Денисов.

      – Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб-ротмистр.

      – Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.

      В комнату вошел Жерков.

      – Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.

      – Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.

      – Врешь!

      – Сам видел.

      – Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?

      – Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?

      – Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийский генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака… Ты что̀, Ростов, точно из бани?

      – Тут, брат, у нас, такая каша второй день.

      Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.

      – Поход, господа!

      – Ну, и слава Богу, засиделись.

      VI.

      Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23-го октября русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.

      День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лились массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и за́мок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из-за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса, и далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.

      Между орудиями, на высоте, стояли впереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду. Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по-турецки на мокрой траве.

      – Да, не дурак был этот австрийский князь, что́ тут за́мок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.

      – Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!

      – Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся,