Полное собрание сочинений. Том 9–12. Война и мир. Лев Толстой

Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.

      – Смотри же, вы̀води хорошенько!

      Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.

      «Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе, и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин-немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schön, gut Morgen! Schön, gut Morgen!»[256] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.

      – Schon fleissig![257] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch![258] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем-хозяином.

      Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул колпак и, взмахнув им над головой, закричал:

      – Und die ganze Welt hoch![259]

      Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»![260] Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.

      – Что́ барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута-лакея Денисова.

      – С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?

      – Давай, давай.

      Через десять минут Лаврушка принес кофею.

      – Идут! – сказал он, – теперь беда.

      Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человечек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.

      – Лаврушка, – закричал он картавя на р, громко и сердито. – Ну, снимай, болван!

      – Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.

      – А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.

      – Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильду видел.

      – Вот как! А я продулся, брат, вчера, как сукин сын! – закричал Денисов. – Такого несчастия! такого несчастия!… Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!

      Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как лес, взбитые черные, густые волосы.

      – Чорт меня дернул

256

Доброго утра, доброго утра!

257

Уж за работой!

258

Да здравствуют Австрийцы! Да здравствуют Русские! Ура император Александр!

259

– И да здравствует весь свет!

260

– И да здравствует весь свет!