Заколдованная Элла. Гейл Карсон Ливайн

претенденток. Через два дня ты поедешь в пансион с дочками ее сиятельства Ольги.

      – Не поеду.

      А он словно и не слышал меня:

      – Я написал письмо директрисе – ты передашь его вместе с кошельком, в котором столько золотых джеррольдов, что она сразу согласится взять еще одну ученицу, пусть и без предупреждения.

      – Не поеду.

      – Элеонора, ты поступишь, как я скажу.

      – Я никуда не поеду.

      – Элла… – Он положил в рот кусочек эскалопа и говорил, не переставая жевать. – Твоего отца нельзя назвать добрым человеком, о чем, конечно, тебя уже предупредили слуги, поправь меня, если я ошибаюсь.

      Я поправлять не стала.

      – Вероятно, они упоминали о том, что я думаю только о себе, – да, так и есть. Наверное, они предупреждали, что я быстро теряю терпение, – да, быстро. Еще они говорили, что я всегда добиваюсь своего. Да, всегда.

      – Я тоже, – соврала я.

      Он восхищенно улыбнулся мне:

      – Моя дочь – самая отважная девчонка во всей Киррии. – Улыбка погасла, губы сжались в твердую тонкую линию. – Однако она все равно поедет в пансион, даже если мне придется самому ее отвезти. И это будет отнюдь не увеселительная поездка, особенно если из-за тебя мне придется упустить время на торговые дела. Ясно тебе, Элла?

      Разозленный отец напоминал мне кожаный кулак на пружине, какие бывают в балаганах у кукольников на ярмарках. В отце меня пугал вовсе не кулак, а пружина, ведь именно от нее зависит сила удара. Гнев в его глазах был скручен туго-натуго, и я не представляла себе, что будет, если пружина разожмется.

      Я терпеть не могу бояться, но тут испугалась.

      – Ладно, я поеду в пансион. – И, не сдержавшись, добавила: – Но меня все равно тошнит!

      Он снова улыбнулся.

      – Тошнит так тошнит, мне все равно, главное – ты поедешь.

      Теперь я знала, каково слушаться, когда даже не приказывают, и мне это понравилось еще меньше, чем навязанная Люсиндой покорность. Я встала и вышла из столовой, и отец меня не остановил.

      Вечер только начинался. Несмотря на ранний час, я побежала в свою комнату и натянула ночную рубашку. Потом положила в кровать кукол Флору и Розамунду и забралась под одеяло. Я уже давно не орала их в постель, но сегодня мне требовалось утешение.

      Я обхватила их и стала ждать, когда придет сон. Но у него, видимо, были дела в другом месте.

      У меня выступили слезы. Я уткнулась лицом во Флору:

      – Лапочка…

      Дверь открылась. Это Мэнди принесла свое коронное бодрящее снадобье и какую-то шкатулку.

      Мне и без нее было худо.

      – Мэнди, я не буду снадобье. Я хорошо себя чувствую. Честно.

      – Ах, солнце мое. – Мэнди поставила чашку со снадобьем и шкатулку, обняла меня и стала гладить по голове.

      – Не хочу никуда ехать, – буркнула я ей в плечо.

      – Знаю, кроха, – отозвалась она. И держала меня в охапке долго-долго – я уже почти заснула.

      Потом она вдруг пошевелилась:

      – Пора пить бодрящее снадобье.

      – Сегодня пропущу.

      – Пропускать