Пиррова победа. Роман. Часть 2. Василий Васильевич Варга

их встретили не хлебом и солью, а как настоящих грабителей. Только в одном доме, где не было хозяина, активисты хорошо поживились. Хозяйственного инвентаря они вытащили так много, что полностью покрыли дно грузовика. Колхозная ферма пополнилась чужим добром настолько, что можно было сразу начинать хозяйствовать самостоятельно и прекратить грабеж.

      8

      Юра Гамор и Василий Дердюк вооружились топорами, и вышли навстречу непрошеным гостям.

      – Не позволим грабить наше добро, хоть стреляйте на месте.

      А Гамор, бывший солдат Советской Армии, и сейчас одетый в солдатскую гимнастерку, принял стойку «смирно» и, прикладывая руку к головному убору, воскликнул:

      – Да здравствует товарищ Сталин!

      – Ах ты, мерзавец, Сталина вспомнил? – Кобра достала пистолет из кобуры и сделала предупредительный выстрел. Пуля просвистела над головами смутьянов, которые, однако, не дрогнули, а Василий даже начал петь «По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах». Но на выстрел прибежали жены и дети, до сих пор прятавшиеся по углам, сараям и чердакам. Девочка лет семи повисла на шее отца.

      – Папочка, отдай им все, оставь мне собачку, а остальное отдай. Застрелит тебя эта тетя – волчица, видишь, какие глаза у нее злые. Я очень боюсь за тебя!

      Тут и жена подоспела, стала уговаривать. Бывшему солдату пришлось смириться. Юра с трясущимися поджилками, не от страха за свою жизнь, а от злости и беспомощности, бросил топор через плетень, взял девочку на руки и поплелся в свой дом. Василий еще не сдавался, но Халус не дремал: подкрался сзади, скрутил ему руки за спиной и связал веревочкой. Пришлось отправлять его с первым рейсом. Второй рейс сопровождался плачем не только взрослых женщин, но и детей. Лина Малахоненко, член бывшей подгруппы «ульяновцев», подошла к Кобре и сказала:

      – Я, товарищ Дина, не могу слышать этот плач, смотреть на детские слезы: у меня голова начинает кружиться и не от успехов в коммунистическом строительстве, а от сострадания к этим несчастным и беззащитным, тошнота появляется и какой—то непонятный страх обуревает. Может, я еще не доросла до высокой сознательности и прочей идейной закалки, но я думаю, товарищ Дина, мы перегибаем палку, у нас возникает левый уклон. Ведь счастливой жизни на слезах да на крови не построишь, верно, Дина Алексеевна? Зачем вам это барахло? все равно, все моль сожрет. Может, крестьяне одумаются и добровольно подадут заявление в счастливую жизнь. Что им в счастливой жизни с голым задом ходить? Или в счастливой жизни место только для рабов? Нельзя сажать яблоню даже в хорошую почву, обрезав ей все ветки и оставив один только голый ствол.

      – У тебя черви в мозгах завелись, товарищ Малахоненко. Возвращайся к себе в общежитие, вымой баночку из—под варенья и собери в ней все свои слезы. Тебе в нашем отряде не место: ты отсталый, несознательный элемент. Никаких командировочных тебе не видать,