Пиррова победа. Роман. Часть 2. Василий Васильевич Варга

были, а почему? Да потому товарищи, что богатый человек, у которого все в его проклятой частной собственности, всегда жмется, даже себе отказывает в удовольствии. А что говорить о нас неимущих? Могли мы рассчитывать на что—то подобное раньше? Нет, конечно. Поэтому я хочу поднять тост за советскую власть, чтоб она вечно жила и здравствовала. За нее, родную, и до дна!

      – За Дину Лексеевну Кобуру! – крикнул кто—то на другом конце длинного стола.

      – За Кобру, дурак! – поправил сосед.

      – Уря, уря – а!

      Халус сидел рядом с Коброй и поглядывал на нее, как зачарованный, он даже пил мало в отличие от других.

      Активисты приняли довольно умеренную дозу, и только Малахоненко пропустила больше обычного. Сперва горячительное не действовало на нее совсем, а потом, когда Лина приняла еще полстакана, ей стало необыкновенно весело и спокойно на душе. Обычно скромная и молчаливая Лина, – она попала в отряд «ульяновцев» по рекомендации Дрянько, – стала сейчас разговорчива: у нее появилась потребность в общении.

      – Ну, как вы думаете, девочки, посадят меня или не посадят, выпишут мне путевку по ленинским местам лет на 25 или все обойдется? Я ведь просто так, в шуку, сказала про это крепостное право большевиков. Без всякого злого умысла. Вы обо мне ничего такого не думайте, я не враг советской власти, а тем более ваш, а потом не я это ВКП (б) выдумала, – оправдывалась Лина перед всем отрядом. – Оно, это крепостное право, мне самой нравится, честное коцомольское.

      – А кто тебя научил этой глупости? – спросила Зина Белиберда, заместитель Дрянько. – Надо же думать, что говоришь. Как так можно? Ты весь наш отряд опозорила.

      – Я когда—то в Рахове от одного туриста это слышала. Не русский он был, но мастер на всякие расшифровки и анекдоты. Я, помню, хохотала, до упаду.

      – А почему ты раньше не доложила об этом?

      – Да я как—то не придала этому значения, а потом забыла, – оправдывалась Малахоненко.

      – Подвела ты нас, здорово подвела, теперь нам премии не видать как своих ушей, – сказала Зина. – Но я поговорю с товарищ Коброй, может, нам удастся взять тебя, непутевую, на поруки. Продраим тебя на собрании, как сидорову козу и закроем этот вопрос. Только ты уж покайся, разоружись, не скупись на всякие там обещания и поклянись быть верной марксизму, и порвать с религиозными предрассудками. Какое там к черту крепостное право, оно давно кончилось. Его товарищ Ленин прекратил. Царя—то теперь нет. Ты, Малахоненко, политически плохо подкована, должна тебе сказать

      – Хорошо, я постараюсь очиститься от всяких смешных расшифровок, откуда прут чуждые нам идеи, обещаю, – твердо заявила Лина, глядя на танцующую Кобру и на то как у нее болтается пистолет на боку, и как он ей мешает, когда она пляшет, касаясь пола не только ногами, но и руками. Ох, и плясунья эта Дина!

      Дина сорвала много аплодисментов, устала, села рядом с Халусом и опустила руку ему на колено, слегка сжимая