Раскаты. Артем Приморский

отрезал Арцыбашев.– Езжай сама, если хочешь. Я встретил Прокофия в морге. Не говорил? Забыл, видимо… У нас с ним вышло небольшое столкновение… Не хочу, чтобы над могилой своей дочери он устроил новое представление.

      – Нике надо сказать,– напомнила Софья Петровна.– Она ведь до сих пор не знает.

      – Я скажу, когда придет время.

      – Сашенька, завтра похороны!– шепотом вскричала женщина.– Когда, по-твоему, должно прийти время?..

      – Так пойди и скажи ей прямо сейчас!– выкрикнул он. Софья Петровна, прошептав что-то горькое и безрадостное, поникла. Арцыбашев отодвинул тарелку с рагу, принялся за рулет.

      – Как дела в больнице?– внезапно спросила она.

      – А ты не знаешь? Подожди…

      Арцыбашев ушел в фойе. Его портфель лежал на полке, возле стойки с зонтами. Выдернув из портфеля газету, он вернулся в столовую.

      – Вот!– Арцыбашев положил номер перед матерью, вернулся к рулету. Софья Петровна редко читала газеты, но увидев громкий и похабный заголовок: «Принцесса мертва, да здравствует Принцесса!», сходила за очками и принялась за чтение.

      – О боже! – вырвалось из нее.– Гимнастка… это ведь та девушка, которая…

      – Да-да, та самая,– нетерпеливо оборвал ее Арцыбашев.– И теперь она у меня, лежит третьи сутки, в гипсе и бинтах.

      – Кошмар… ужас…– Софья Петровна читала дальше.

      – Почему сразу ужас?– улыбнулся Арцыбашев.– Ей повезло, что поблизости оказался лучший хирург Петербурга.

      – Странное у нее имя – Эльза. Нерусская что ли?

      – Почему? Очень даже русская. Эльза – всего лишь псевдоним. Есть у нее нормальное имя – Дымченко Ольга Витальевна, восемьдесят пятого года рождения.

      – Девятнадцать лет, боже мой… Совсем ребенок…

      – То-то и оно. Глупый легкомысленный ребенок. Хорошо, если хоть читать умеет по слогам. Черт их, циркачей, знает…– Арцыбашев закурил.– Яковлев ко мне в тот же день пожаловал – как там ваша пациентка? Передал, что Самсонов попросил особо не болтать, и дал тысячу рублей золотыми. Нашел идиота… Словно я сам не понимаю, что грязь ни к чему… А она все равно прилипла, черт…

      Выкурив сигарету, Арцыбашев бросил ее на тарелку с остатками еды и пошел в ванную. Предстояло принять теплый душ и, наконец, лечь в постель.

      – Саша,– мать неотступно следовала за ним по пятам,– может, все-таки поедешь?

      – Я уже сказал – нет. Больше повторять не намерен. Хочешь – езжай сама. Купи цветы, выскажи соболезнования. Нику не бери,– предупредил он.– Ей не нужно видеть смерть…

      5

      В стороне от Невского проспекта (всего две улицы и мост через канал), стояло двухэтажное здание, огороженное по кругу витиеватой стальной изгородью. Днем оно, казалось, спало, зашторив все окна, слившись воедино со скучной улицей. Но едва над Петербургом сгущались сумерки, дом оживал. Его окна, одно за другим, загоралось разноцветными огнями. Витиеватые створки ворот раскрывались, дом постепенно наполнялся гостями. И чем быстрее наступала ночь, тем громче играла музыка