Невеста. Карина Демина

разбираться с крайне неприятным делом.

      Гроза откатилась довольно далеко. И ко мне постепенно возвращалась способность думать.

      Лучше бы не возвращалась.

      – Тогда я много нового для себя узнал. В том числе про грозы. Я ведь спрашивал. Раньше. Почему не сказала?

      Потому что не настолько ему верила.

      А сейчас?

      И сейчас не верю, но выбора особо нет. С учетом его осведомленности.

      А еще, кажется, гроза не прошла для меня даром.

      – Оден…

      Безумие полное. Но жар в груди нарастал и грозил сжечь. И волосы начали сухо потрескивать, а по коже нет-нет да пробегали огненные змейки.

      А если бы я и вправду молнию поймала?

      – Нахваталась?

      Его пальцы скользнули по щеке и коснулись губ.

      Значит, граница. И полукровок там хватало. И грозы за кем-то приходили. Наверное, не только с грозами дело имел. Тогда чего ждет?

      Мне плохо.

      – Помоги. Пожалуйста.

      Самой не удержать эту заемную силу… полыхну вот-вот.

      Оден не позволил.

      Нет, я целовалась… давно, в прошлой жизни, тогда мне уже исполнилось четырнадцать, а он, сын найо Риато, был на два года старше. В то время два года выглядели непреодолимым препятствием. Но не настолько непреодолимым, чтобы не спрятаться за амбаром, – у мамы имелись собственные представления о том, как должна вести себя девушка… От тех поцелуев осталось полустертое ощущение неудобства, любопытства, лакрицы и сигарет.

      С Оденом иначе.

      Я лишь делюсь накопленным жаром. Я лишь… губы у него жесткие. И никакой лакрицы.

      Стыда, впрочем, тоже.

      – Так хорошо?

      – Да.

      Жар ушел. И радоваться бы, что малой кровью обошлось.

      – Больше помочь не надо? – Отпускать меня он не собирается.

      – Нет.

      – Жаль.

      Это издевка? Но Оден тихо вздыхает:

      – Спи, моя радость.

      Утро началось… о да, утро началось.

      С головной боли. С предательской слабости, когда руки трясутся настолько, что флягу к губам поднести не могу. С премерзкого вкуса во рту и раздувшегося языка, который, казалось, вот-вот заткнет глотку. Тогда я задохнусь.

      В носу свербело и хлюпало, а глаза слезились даже от того слабого солнечного света, который проникал в пещеру. Хуже всего, что я помнила все случившееся накануне. И приближение грозы, чей голос манил, обещая поделиться силой. И собственное внезапное безумие – сейчас я прекрасно понимала, что если бы не Оден, то от меня осталась бы горстка пепла.

      Молнию выпить…

      Да, Мать-жрица танцевала в грозу, она сама звала грозу, хватало силы. И молнии слетались к ней на руки, а она подносила огненные шары к губам. Лицо ее в этот миг теряло всякую красоту. Небесный свет стирал кожу, и я видела лишь серые мертвые мышцы, сквозь которые просвечивала кость. Длинный язык разворачивался, погружаясь в молнию, и свет наполнял уродливое вдруг тело.

      Глоток за глотком, до самой последней капли.

      А взамен на подставленный поднос падает камень – желтый алмаз. Или красный. Изредка –