Камея из Ватикана. Татьяна Устинова

не куролесим, – сказала Саша. – И отчитывать нас не за что.

      – А я считаю, что вас, москвичей, не отчитывать, а пороть нужно. По воскресеньям! И по телевизору показывать, как порют!..

      – Спасибо вам большое за помощь. – Тонечка поднялась. – Саш, придется нам Вячеславу Андреевичу звонить. Может, хоть у него телефон работает!

      – Какому еще Вячеславу Андреевичу?! – взревел толстяк.

      – А мэру вашему, Селиверстову, – заявила Тонечка с интонацией «на-кася выкуси». – Пойдем, Саша.

      – Стой, стой! – Толстяк испуганно привскочил со стула. – Ишь, шустрая какая! Чуть что, так сразу мэру звонить! Все вы, москвичи, заполошенные!

      – А что вы на нас кидаетесь?!

      – Да кто кидается, кто кидается!.. Уж и поговорить нельзя! У вас, у московских, никакого понимания нету! Шуток и тех не понимаете! Давай, давай, присаживайся обратно! И ты, подружка, присаживайся!

      Все расселись, как сидели, – Саша у двери, Тонечка у стола, Петрович на хозяйском месте.

      – Так чего у вас стряслося? – деловым и даже отчасти официальным тоном спросил толстяк. – Звать меня товарищ майор Мурзин Николай Петрович, а вы кто будете?

      – Антонина Герман, – представилась Тонечка, которой уже было смешно.

      Она легко перескакивала с одной эмоции на другую, как по камушкам прыгала. Ее муж, великий продюсер, иногда говорил, что с ней и поругаться как следует не получается, она отвлекается и быстро забывает, из-за чего собралась ругаться!

      – Мы живем на Заречной улице. Наш дом номер три, Сашин, – она оглянулась, – номер два. А в первом жила Лидия Ивановна, фамилии я не знаю…

      – Решетникова, – неожиданно сказал товарищ майор Мурзин Николай Петрович.

      – Вы ее знаете?!

      – Да это в Москве вашей никто никого не знает! А у нас все промеж собой знакомцы либо сродники! Вечная ей память, пусть земля пухом, как говорится…

      – Николай Петрович… – Тонечка попыталась поправить за ухом проклятую маску. Резиновые пальцы перчаток путались и тянули волосы, зацепить маску за ухо никак не получалось.

      А, провались она совсем, правда!..

      Тонечка стянула маску и зажала ее в руке.

      – Николай Петрович, – повторила она. – Участковый просил меня посмотреть в доме Лидии Ивановны, может, телефон найдется или какие-то адреса! Мы с Сашей посмотрели, но ничего не нашли.

      – И чего?

      – А… вы? – спросила Тонечка. – Если вы всех тут знаете! Может, и родственников ее тоже?

      – Да она-то приезжая, – заявил товарищ майор. – Последних лет тридцать всего и живет здесь!

      – Ох, ничего себе, – пробормотала Тонечка, – приезжая! Тридцать лет живет!

      – Она, Лида, ни с кем не зналась. Сама по себе. По первости к ней наши бабы-то было разбежались, а она им от ворот поворот! Я, мол, к вам не лезу, и вам ко мне ходу нету.

      – Так совсем одна и жила? – не поверила Тонечка. – И никто не приезжал?

      – Зачем никто? – удивился Николай Петрович. – Племянница бывала пару раз, сын ейной племянницы