Запах октября. Сборник рассказов к 100-летию Рэя Брэдбери. Яна Демидович

смотрит в её сторону.

      ***

      Рика отправили в командировку. Эта новость прозвучала громом среди ясного неба, и от лица Лотты отлила краска.

      «Я буду… с ним… одна?»

      – Всего-то денёк, милая. Не скучай. Люблю тебя и малявку!

      Влажный след от поцелуя Рика ещё подсыхал на щеке, когда Лотта вернулась в дом с крыльца. Этажом выше тут же грянул знакомый плач. Грудь зачесалась, словно обкусанная мошками.

      «Всего один день, – твердила себе Лотта, поднимаясь по лестнице. – Всего один…»

      Будь живы родители, можно было бы пригласить их. Но ни её, ни Риковых родных уже не было на этом свете. Нет подруг и даже соседей с детьми. Конечно, можно бы заказать сиделку, нянечку, но это, наверное, слишком уж дорого…

      Младенец моргнул и протянул к ней пухлые ручки.

      «Есть хочет. Ладно».

      Под его требовательным взглядом Лотта не выдержала и почесала грудь ногтями. Малыш гугукнул, потянулся сильней.

      «Ладно».

      Взять на руки, сесть, выпустить из блузки одну грудь…

      Резкая боль заставила вскрикнуть. Младенец впился в неё пониже соска и зарычал, как разъярённый дворовый кот.

      «У него зубы!..» – прогремело в голове, и Лотта, не понимая, что делает, чисто рефлекторно ударила существо – не человека, нечисть! – по голове. Зубы разжались, и мягкое тельце, скатившись с её колен, шлёпнулось на пол.

      Детский плач. Трясущаяся Лотта на ногах.

      «Подкидыш фей. Подкидыш…»

      Розовый ротик, распахнутый в невыносимом крике. Мягкий, слюнявый ротик без всяких там зубов.

      Лотта качнулась. На груди её, из которой словно выдрали шмат мяса, не было ничего, кроме красноватых полосок от ногтей.

      – Ты меня не обманешь, – неуверенно сказала Лотта.

      Младенец моргнул – и заплакал ещё горше.

      ***

      …Мать притворилась, что варит пиво в яичной скорлупе. И Подкидыш выдал себя удивлённым вопросом. Родители вынесли Подкидыша на мороз – и феи, сжалившись, забрали своё дитя, вернув людям их человеческое… Их прижигали раскалённым железом, хлестали крапивой… Всё, что угодно, лишь бы вернуть своё и своих.

      «Где ты, мой голубоглазый?» – всхлипывала ночами Лотта. Отродье с глазами фей дышало в колыбельке, строя новые козни. Лотта больше не считала его сыном.

      – Это Подкидыш, как ты не понимаешь?! – в отчаянии кричала она Рику.

      – Это – послеродовое, милая… нервы… Роды были тяжкие, ты едва не умерла… – отмахивался он, вновь и вновь вызывая семейного врача.

      Но таблетки не помогали. Лотта боялась всё сильнее, всё больше читала в интернете чёртовых сказок о феях, эльфах, фэйри… Она повесила на шею железный крест. Обвешала комнату гроздочками рябины. Она наивно думала, что это поможет, что клятый Подкидыш расчихается и исчезнет, а вместо него в кроватке ей улыбнётся её родной малыш.

      Но ничего не происходило. Ни простое железо, ни рябина не пугали его: слишком уж был силён. Каждую ночь в спальне мерещились шорохи, а, стоило включить над кроваткой ночник, как Лотта видела улыбку младенца. Нехорошая, взрослая, она мигом исчезала, когда