Не только на Рождество. Натали Кокс

не у меня. – Строго говоря, это ложь: мне предоставлена неделя отпуска на период между Рождеством и Новым годом. И я твердо намерена провести это время в своей квартире, свернувшись калачиком на диване в компании с Одри Хепберн, Грегори Пеком и Роком Хадсоном. Эгоистично? Что ж, считайте меня эгоисткой.

      – Скажи своему боссу, что тебя мучают головные боли!

      – Ему плевать. К тому же врушка из меня та еще, – заявляю я на голубом глазу. Одним словом, отвратительная, эгоистичная врушка. Неужели она не может найти кого-то другого?

      – А что, если врач выпишет тебе больничный?

      – Ты с ума сошла? Посмотри на меня. Я в полном порядке. Ни один доктор в здравом уме не даст мне больничный! Потому что я не больна. – Надеюсь, звучит убедительно.

      Джез хмурится.

      – Кое-кто в большом долгу передо мной, и он мог бы дать тебе справку, – медленно говорит она. Я недоверчиво поглядываю на нее.

      – Джез, никто не окажет тебе такую услугу.

      Она улыбается.

      – Ты будешь удивлена.

      – Ни в коем случае! – Крупный Рогатый Кэл напоминает разъяренного быка. Я всерьез опасаюсь, что у него из ушей вот-вот хлынет пар. Все происходит следующим утром, когда мы стоим в смотровом кабинете его маленькой операционной. Чтобы получить туда доступ, нам пришлось припугнуть администратора: толстуху средних лет в красно-зеленых сережках в форме рождественских венков, явно самодельных. Может, так развлекаются в деревне?

      Кэл крепко держит в руках полосатую кошку, которую готовят к операции. У кошки уже выбрит живот, и напоказ выставлен жутковатый мешок сморщенной бледно-розовой кожи. Неудивительно, что котяра выглядит смертельно униженной. Я не большая поклонница кошек, но не могу не бросить на нее сочувственного взгляда.

      Никому из нас не нравится ходить бритыми, дорогая.

      – Ну же, Кэл, ты мне должен, – умоляет Джез.

      – Не так много, – говорит Кэл. – К тому же это не сработает.

      – Почему нет? Ты же врач, не так ли? Ты выписываешь справки, верно? Что, тебе трудно написать письмо кому-то, кто находится за тридевять земель, и кого ты никогда в жизни не увидишь?

      Кэл отворачивается и засовывает кошку в небольшую клетку в углу кабинета, после чего подходит к раковине, чтобы вымыть руки, агрессивно натирая их антибактериальным мылом, которое выдавливает из диспенсера, прибитого к стене. В очередной раз я невольно обращаю внимание на его невероятно мускулистые предплечья. С каких это пор у меня этот пунктик? Он тщательно вытирает руки и снова обращается к нам.

      – Послушай, дело в том, что это мошенничество и нарушение врачебной этики. Слышала про клятву Гиппократа? Так вот когда-то я давал клятву ветеринарного врача.

      Исключено, думаю я. Крупный Рогатый Кэл никогда не нарушит клятвы. На самом деле я согласилась пойти на эту авантюру только потому, что была уверена, что он откажется. И еще потому, что хотела увидеть его предплечья.

      – Кроме того, – продолжает он, – оставлять собак с кем-то вроде нее просто… безответственно.

      – Не смеши