Ружья и голод. Книга первая. Храмовник. Валерий Валерьевич Орловский

Белфарда своими щенячьими глазами. И снова переглянулись.

      Белфард поднял подбородок и звучно захохотал.

      – Чертовы идиоты, – сквозь смех выдавил он. – Ей богу, если бы вы не были такими милахами, я бы спустил вас с этой лестницы до самой трапезной.

      Скотти насупился, а рот Делафа растянулся в идиотской улыбке.

      – Я смотрю вы с дарами от самого Превосходительства. Как поживает Его Святейшество? О, прошу прощения, вам же не положено со мной говорить, – он уже сам начал уставать от этих шуток, но вид их озадаченных лиц приводил доставлял ему удовольствие.

      «Какого хрена меня расперло на эти шутки?! Можно подумать, через час меня не будут терзать в Зале Выбора, а Его Святейшество не будет трясти меня за грудки, требуя сделать Выбор, пока я, как эти идиоты, буду стоять как истукан, не в силах вымолвить и слово».

      Монахи продолжали пялиться на него, застыв на месте.

      – Разрази вас гром, вы так и будете стоять?! – выкрикнул Белфард.

      Оба резко подскочили, так, что Делаф едва не перевернул поднос с едой, а Скотти расплескал часть воды из кувшина с водой для умывания.

      Белфард снова засмеялся.

      – Одно слово, милейшие идиоты. Хотя нет… Получилось два слова!

      Пока он корил себя за приступы неуместного веселья, двое гостей перепутали местами предметы, которые несли для посвящающегося – Делаф поставил поднос на пол, а Скотти кувшин на стол. Белфарда снова разобрал истерический смех.

      – Вы ставите меня перед тяжелейшим Выбором, ребята! – взглянув на эту картину, произнес монах. – С одной стороны, мне хочется выбрать Кровь и поскорее уехать отсюда карать грешников и еретиков, чтобы не видеть ваши рожи. Возможно меня даже застрелят, и мне не придется сюда периодически возвращаться. Но с другой стороны, выбери я Плоть, останусь здесь с вами, чтобы тридцать лет, каждый день, с превеликим удовольствием, колотить вас… В любом случае, дайте мне одно обещание – чтобы я не выбрал, вы потом выберете обратное, и тогда нам всем будет спойненько-приспокойненько. А теперь сделайте одолжение, убирайтесь, а?

      Обоих сдуло как ветром. На самом деле Белфард пользовался своим положением. Он был без пяти минут храмовник, а значит выше их по положению. Если бы он полез с ними в драку, то, скорее всего, они отделали бы его не хуже славного капеллана Калавия.

      Он наспех умылся. На подносе лежало яблок, тарелка со сливочным маслом, кусок хлеба и ломтик отваренной говядины. К еде Белфард не притронулся.

      В дверь снова постучали. Открыв дверь, Белфард обнаружил за ней Калавия и Морана. Ночное беспокойство Калавия как рукой сняло. Он был холоден и спокоен. Во взгляде читалось недовольство.

      «Щенки пожаловались папе псу. Думаю, он их не слабо за это оттаскал их за хвосты. Оттаскал бы и меня, но сегодня я неприкосновенен».

      В уголках губ Морана читалась ухмылка. С тех пор, как он, Калавий и Белфард разделили тайну о свиноподобности Превосходительства, она не сходила с его лица. Этот латентный шантаж раздражал Белфарда. Он всегда ненавидел Морана.