Тысяча сияющих солнц. Халед Хоссейни

буду жить у муллы Фатхуллы. – Теперь Мариам обращалась к женам. – Он меня приютит. Я знаю.

      – И что хорошего? – поинтересовалась Хадиджа. – Он – старик, и он…

      Хадиджа никак не могла подобрать нужное слово, и Мариам закончила про себя: «…живет слишком близко от нас». Она поняла, что крылось за словами «другой такой возможности тебе может и не представиться». И им тоже. Ее рождение было для них бесчестьем, и они хотели избавиться от нее раз и навсегда, стереть саму память о постыдном поступке мужа. Ведь она – живое воплощение их позора. Нет, ее надо сослать подальше.

      – Он – старик, и он уже дряхлый. А что ты будешь делать, когда он умрет? Станешь обузой для его семьи?

      «Как сейчас ты обуза для нас», – договорила за нее Мариам. Да тут и договаривать-то было почти нечего.

      Мариам попробовала представить себя в Кабуле, огромном чужом многолюдном городе, до которого, как ей как-то сказал Джалиль, от Герата шестьсот пятьдесят километров. Целых шестьсот пятьдесят. От своей хижины она в жизни не отходила дальше двух километров, и то только в тот день, когда ей вздумалось наведаться к Джалилю. Как ей жить в Кабуле, так невообразимо далеко, в доме чужого мужчины, чьи прихоти ей придется выполнять? Убирать за ним, стирать за ним, готовить? Да и прочие обязанности – Нана рассказала ей, каких гадостей мужья требуют от жен. От одной мысли об этом Мариам бросило в дрожь.

      Она опять повернулась к Джалилю:

      – Скажи им. Скажи, что ты запрещаешь поступать так со мной.

      – Вообще-то твой отец уже дал жениху ответ, – заметила Афсун. – Рашид в Герате, приехал из самого Кабула. Ника[9] состоится завтра утром, автобус отъезжает в Кабул в середине дня.

      – Скажи им! – закричала Мариам. Женщины затихли и тоже уставились на Джалиля. В комнате стало очень тихо.

      Джалиль вертел на пальце обручальное кольцо. Лицо у него было беспомощное, растерянное.

      Часы в шкафчике на стене громко тикали. – Джалиль-джо? – нарушила молчание какая-то из жен.

      Джалиль медленно поднял глаза, посмотрел на Мариам и потупился.

      Стон его был полон боли. Но никаких слов не последовало.

      – Скажи хоть что-нибудь, – прошептала Мариам.

      – Будь все проклято, – тоненьким, дрожащим голосом произнес Джалиль. – Не поступай так со мной, Мариам.

      Она? С ним?

      И напряжение сразу спало.

      Жены опять взялись расписывать достоинства жениха. Мариам смотрела в пол. В ее глазах отражались изысканные изгибы ножек стола, темная блестящая столешница. Полированная поверхность при каждом выдохе затуманивалась – и легкая дымка сразу исчезала, чтобы немедля появиться вновь.

      Наверх ее провожала Афсун.

      Дверь за ней захлопнулась. Со скрежетом повернулся ключ в замочной скважине.

      8

      Наутро Афсун вручила Мариам изумрудное платье-камиз с длинными рукавами, белые шальвары, зеленый хиджаб и сандалии.

      Мариам отвели в уже знакомую комнату. Посередине длинного темного стола стояла ваза с

9

Обряд принесения клятвы вступающими в брак.