Детектив для уютной осени. Татьяна Полякова

возможно.

      Через вестибюль со стрельчатым окном и камином Василий Васильевич вышел на улицу, по пути проверив книгу на столике. «Философия Канта» была закрыта – как он ее и оставил.

      Меркурьев обошел вокруг дома – дорожка, вымощенная брусчаткой, вела вдоль красной кирпичной стены к террасе с балюстрадой. Старые липы, еще не до конца облетевшие, роняли на брусчатку листья. Еще одна дорожка, тоже обсаженная липами, вела к буковой роще, и Меркурьев решил, что непременно пройдется по ней.

      Он немного постоял на террасе, глядя на море, сверкавшее за кустами, и послушал, как оно шумит: шу-уф, шу-уф!..

      Может, завтра после пробежки искупаться? Для окончательного перехода в атлеты? Все же он явно не в форме, раз Кристина сказала, что ноги у него заплетались и вид был неважный!..

      – Прекрасное утро, правда?

      Голос был потрясающий – низкий, глубокий. Василия Васильевича приводили в трепет низкие женские голоса. В прямом смысле слова – в спине что-то вздрагивало, и руки покрывались «гусиной кожей».

      Он повернулся и посмотрел.

      Вновь прибывшая красавица по имени Лючия сидела в плетеном кресле, где после кросса сидел он сам, положив ногу на ногу и глядя на море. Розовый шелк струился по округлому колену, открывал узкую щиколотку, обтянутую тугим чулком. Подбородок утопал в коротком блестящем мехе, уложенная прическа была как у камеи.

      – Утро… да, – промямлил Василий Васильевич. – Ничего.

      – Вам здесь нравится?

      – Очень, – быстро сказал Василий Васильевич, и Лючия кивнула.

      – Мне тоже. Я отлично выспалась! Такая тишина, такой покой. Хотя утром мне показалось, что под дверью кто-то разговаривает. Я даже вышла посмотреть, но никого не увидела.

      Меркурьев помедлил в нерешительности, потом подсел к ней.

      – О чем был разговор?

      Красавица чуть повернула голову и улыбнулась. Нижнюю половину ее лица скрывал мех, но все равно было понятно, что она улыбается.

      Василий Васильевич словно слегка ослабел.

      – Разговор? – переспросила она сквозь мех. – Что вы! Я не слушала, конечно. А почему это вас интересует?

      – Я тоже пару раз слышал, как кто-то разговаривает. У себя в комнате и в вестибюле.

      – Но здесь живут люди! И наверняка разговаривают друг с другом.

      – Да! – с излишним жаром воскликнул Василий Васильевич, которому хотелось все ей объяснять, растолковывать и при этом выглядеть очень умным, – но я так и не понял кто!.. И рядом совершенно точно никого не было. Только Стас с велосипедом прошел, но он не мог разговаривать сам с собой.

      – Стас очень милый, – заметила Лючия. – Пригласил меня на прогулку.

      – Понятное дело.

      Она сбоку посмотрела на него.

      – Вы правда из Бухары?

      – Я работаю в Бухаре, – досадуя на себя, на «гусиную кожу», на излишний жар и явно глупый вид, возразил Меркурьев и встал. – Прошу прощения, мне нужно идти.

      Она кивнула.

      Большими шагами он вернулся в дом – в обход, не через гостиную, – и возле своей лестницы столкнулся с Софьей.

      – Привет, –