Детектив для уютной осени. Татьяна Полякова

пожал плечами.

      – Приходится за все отвечать, – сказал он. – За технику, а главное – за людей. На ходу корректировать проект, потому что на бумаге одно, а в поле получается совсем другое. И условия, в общем, не сахар.

      – Ваш труд скорее умственный или физический?

      – И то, и другое. Но, пожалуй, головой я работаю больше, чем руками.

      – Если у человека есть возможность думать, он счастливец. Большинство людей такой возможности не имеют, – заметил гость. – Они вынуждены в поте лица зарабатывать на хлеб насущный для себя и своих семей. Вы обременены семейством?

      – Нет, – развеселился Меркурьев.

      – Мой вам совет, – сказал человечек, наклоняясь к нему через стол и понизив голос, – женитесь на особе, имеющей приданое, чтобы таким образом обеспечить себе материальную независимость и возможность на свободе заниматься умственными упражнениями.

      – Хороший совет, – кивнул Меркурьев. – Спасибо.

      – Совет истинно практический.

      Человечек принялся пить чай, а Василий Васильевич сбоку рассматривал его с любопытством двухлетнего карапуза, изучающего соседскую кошку.

      – Я задержал вас, – спохватился гость, – а время завтрака. Еще одна непростительная ошибка!.. Ступайте и не заботьтесь обо мне.

      Словно отпущенный на свободу, Василий Васильевич вскочил, отвесил поклон – как мог, так и отвесил, – и ринулся в столовую.

      – Ты чего?!

      Он чуть не сбил с ног Стаса, который вышел из-за угла прямо на него.

      – Где Захарыч?

      – Не знаю, не видел. Чего ты несешься? Пожар?

      – А эта? Нинель?

      Стас потер плечо, в которое на полном ходу врезался Меркурьев.

      – Ее тоже не видел. Что случилось?

      – Новый гость приехал, – проинформировал Василий Васильевич на ходу.

      – Ну и что?!

      Нинель Федоровна в шелковых перчатках, на этот раз розовых, раздавала из корзины хлеб – овальные куски черного, длинные ломти багета и золотые, чуть присыпанные мукой рогалики.

      Увидев запыхавшегося Меркурьева, она остановилась и воззрилась на него.

      – Нинель Федоровна, – выговорил он, – доброе утро. Там… в фойе, или как это называется… где чугунная лестница и камин…

      – В прихожей?

      – Да, наверное, да! Приехал новый гость и ждет, а Виктора Захаровича я не нашел. Может, вы встретите?

      – Господи, ну, конечно! Виктор Захарович сейчас выйдет, он… полночи не спал, – она понизила голос. – Промаялся с этими… новыми хозяевами. Вас они не беспокоили? Не слишком шумели?

      Она пристроила корзину на угол буфета и принялась стягивать перчатки.

      – У вас такой дом, – сказал Меркурьев. – Ничего не слышно. Только дверь закроешь, и сразу тихо.

      – Раньше так строили, – кивнула Нинель Федоровна и с грустной любовью оглядела гостиную. – Им казалось, на века.

      – Кому казалось?

      – Предкам. Я побегу, а вы позавтракайте непременно! У нас очень хороша овсяная каша, вы такой нигде больше не попробуете.

      И она заспешила к выходу.