«Люксембург» и другие русские истории. Максим Осипов

ж ее деть?

      – Не знаю, мужу отдать.

      «И этот ухаживал? Вот кого тоже надо бы…» – внезапно думает Ксения.

      – Так у нас пост.

      Рухшона пожимает плечами: какая разница? Можно отнести колбасу работникам.

      – Они тоже, небось, не кушают колбасы.

      – Кушают. Этим закон не писан. Они всё… кушают.

      Что еще за закон?

      – Роксана, Роксаночка, говори мне «ты», мы с тобой не чужие ведь, да?

      Ей хочется походить на Роксану, быть с нею вровень. Получится ли? Ксения себя чувствует глупой и старой рядом с вдруг повзрослевшим ребенком: поступок поднимает Роксану на недостижимую высоту, ставит ее так близко к тайнам! Ксения всю свою жизнь шустрит, крутится, что-то выгадывает, шажочками маленькими – ти-ти-ти, договаривается с этими… а тут – раз, и сделано. И одна! Все взяла в свои руки – суд, наказание!

      – Я лишь орудие, меч. Суд – у Него.

      Что-то Ксения не замечала, чтоб Он – взгляд к потолку – во что-нибудь вмешивался, или даже интересовался особенно. Ладно, у каждого своя вера, поговорим-ка мы о вещах серьезных, практических.

      – Своя вера? Ну-ка…

      Ксения пытается объяснить, путается, она в самом деле еще немножко пьяна: православная вера, народная. Мы святых почитаем, угодников, разные праздники…

      Глаза у Рухшоны вдруг загораются: ах, народная! И во что она верит? – в Николая Чудотворца? в Царя-искупителя? в Женский день? Или сразу – во всё?

      – Язычество, ширк!

      Этот взгляд невозможно выдержать. Пожалуйста, не надо смотреть так. Она ж не сама… На все просит благословения.

      – Да, да, – Рухшона шевелит в воздухе пальцами: знаем мы эту систему. – Часто отказывают? Язычество, ширк! Мне все позволительно, но не все полезно! Как прикажете действовать по такой инструкции? Вот и бегает по улице за матерью с топором, голый, а на шее крест болтается, сама видела.

      Ксения представляет себе картину и, не желая того, улыбается.

      – Правда, – признает она с грустью, – бывают такие случаи.

      Рухшона садится на краешек нар:

      – И истина сделает вас свободными. От чего? Свобода – что это? Своеволие? Самовольство? Или это ваше – местное самоуправление? Нет никакой свободы, есть миссия, предназначение. А наше дело – понять, в чем оно.

      – И как, поняла?

      – Да, – отвечает Рухшона, – я знаю, зачем пришла в мир и что меня ждет после смерти. Никаких там: у Бога обителей много. Их две: рай и ад.

      Это вам не какой-нибудь батюшка, не Александр Третий, здесь – ответы так уж ответы! Но это пока еще так, философия, вопросы на десять копеек. Надо собраться с силами и спросить – на рубль.

      Дочка была у нее, Верочка. Хорошая девочка. Работников жалела.

      – Мы не собаки, не кошечки, чтобы нас жалеть. Платить работникам надо. Так что твоя Верочка? Книжки любила, наверное?

      – Книжки любила, маму не слушала. Красивая была девочка. Одиннадцать классов закончила. Хотела дать ей профессию. А она начиталась, наслушалась…