Три товарища и другие романы. Эрих Мария Ремарк

верю в это, – растерянно произнес я.

      Она обхватила мою шею рукой.

      – Иногда так славно ни о чем не думать. Не решать все самой. Иметь опору. Ах, милый, все это, в сущности, очень просто – не нужно только самим осложнять себе жизнь.

      Я на миг стиснул зубы. И это говорит она!

      – Верно, – сказал я. – Верно, Пат.

      И совсем это было не верно.

      Мы постояли еще немного у окна.

      – Вещи твои перевезем все до единой. Ты ни в чем не будешь нуждаться, – сказал я. – Заведем себе даже чайный столик. Фрида его освоит.

      – Чайный столик у нас уже есть, милый. Ведь это мой.

      – Тем лучше. В таком случае завтра же начну тренировать Фриду.

      Она прильнула головой к моему плечу. Я почувствовал, что она устала.

      – Проводить тебя домой? – спросил я.

      – Сейчас. Прилягу только немного.

      Она лежала на постели спокойно и молча, как будто спала. Но глаза ее были открыты, и порой в них пробегал отблеск рекламы, скользившей по потолку и стенам наподобие северного сияния. За окном все стихло. Только в квартире временами было слышно, как Хассе возится с остатками своих надежд, своего брака и своей жизни.

      – Оставайся сразу здесь, – сказал я.

      Она приподнялась на постели.

      – Только не сегодня, милый…

      – А мне бы хотелось, чтобы ты осталась…

      – Завтра…

      Она встала и бесшумно прошлась по темной комнате. Я вспомнил о том дне, когда она осталась у меня впервые. Тогда она вот так же бесшумно бродила по комнате и одевалась в серых сумерках рассвета. Не знаю почему, но мне показалось, что в этом есть что-то поразительно трогательное и естественное, что-то почти потрясающее, словно отзвук каких-то далеких, канувших в Лету времен, словно немое повиновение закону, которого никто больше не знает.

      Она вернулась ко мне из темноты и взяла мое лицо в ладони.

      – Хорошо мне было у тебя, милый. Очень хорошо. Я так рада, что ты есть.

      Я ничего не ответил. Я не мог ничего ответить.

      Я проводил ее домой и снова пошел в бар. Там был Кестер.

      – Садись, – сказал он. – Как дела?

      – Да не особенно, Отто.

      – Выпьешь чего-нибудь?

      – Если я начну пить, то выпью много. А этого я не хочу. Обойдется и так. Лучше бы мне заняться чем-нибудь еще. Готфрид сейчас на такси?

      – Нет.

      – Отлично. Тогда я покатаюсь несколько часиков.

      – Я провожу тебя, – сказал Кестер.

      Я взял в гараже машину и простился с Отто. Потом поехал на стоянку. Впереди меня уже были две машины. Позже подъехали Густав и Томми, актер. Вот обе передние машины ушли. Вскоре зафрахтовали и меня – некая девица пожелала в «Винету».

      «Винетой» именовался популярный дансинг с телефонами на столах, пневматической почтой и прочими штучками для провинциалов. Помещался он на темной улице, в стороне от других увеселительных заведений.

      Мы остановились. Девушка порылась в сумочке и протянула мне пятидесятимарковую бумажку. Я пожал плечами:

      – К сожалению, у меня нет сдачи.

      Подошел