Три товарища и другие романы. Эрих Мария Ремарк

прильнула ко мне, и я ее обнял.

      – Теперь мы возьмемся за это дело всерьез, а?

      Она кивнула и откинула волосы назад.

      – Да, конечно. Просто что-то вдруг прорвалось…

      – Ничего, пройдет.

      В дверь постучали. Горничная вкатила чайный столик.

      – Вот это хорошо, – сказала Пат.

      – Хочешь чаю? – спросил я.

      – Нет, кофе. Настоящего крепкого кофе.

      Я оставался у нее еще с полчаса. Потом она явно устала. Я видел это по ее глазам.

      – Тебе надо немного поспать, – предложил я.

      – А ты?

      – Пойду домой и тоже немного посплю. А потом зайду за тобой, часа через два, и пойдем ужинать.

      – Ты устал? – спросила она с сомнением.

      – Немного. В поезде было жарко. А потом мне еще надо будет заглянуть в мастерскую.

      Она больше ни о чем не спрашивала. Усталость ее буквально сразила. Я отнес ее в постель, укрыл одеялом. Она мгновенно уснула. Я поставил рядом с ней розы и прислонил к ним карточку Кестера, чтобы ей думалось о приятном, сразу как проснется. Потом я ушел.

      По дороге я задержался у телефона-автомата. Решил сразу же позвонить Жаффе. Сделать это из дома было бы затруднительно. Нужно было считаться с тем, что у нас подслушивает весь пансион.

      Я снял трубку и назвал номер клиники. Спустя минуту к аппарату подошел Жаффе.

      – Говорит Локамп, – сказал я, откашлявшись. – Мы сегодня вернулись. Около часа назад.

      – На машине приехали? – спросил Жаффе.

      – Нет, поездом.

      – Хорошо. Ну и как дела?

      – Неплохо, – сказал я.

      Он ненадолго задумался.

      – Вот что. Я обследую фройляйн Хольман завтра утром. В одиннадцать. Вы сможете ей это передать?

      – Нет, – ответил я. – Я бы не хотел, чтобы она знала о нашем с вами разговоре. Завтра утром она наверняка позвонит вам сама. Может, вы тогда ей и скажете?

      – Хорошо. Сделаем так. Я ей скажу.

      Я машинально сдвинул толстую и замусоленную телефонную книгу. Она лежала на небольшой деревянной полке. Все пространство над ней было испещрено карандашными записями телефонных номеров.

      – Можно мне тогда зайти к вам завтра днем? – спросил я. Жаффе не отвечал. – Я бы очень хотел знать, как она, – сказал я.

      – Завтра я вам этого не скажу, – ответил Жаффе. – Я должен понаблюдать ее хотя бы неделю. А потом я сам вас извещу.

      – Спасибо. – Полка приковала к себе мое внимание. На ней было что-то нарисовано. Толстушка в соломенной шляпке. А внизу было написано: «Элла – свинья». – А должна ли она теперь делать какие-нибудь процедуры? – спросил я.

      – Об этом я смогу судить завтра. Но как мне кажется, дома ей обеспечен хороший уход.

      – Не знаю. Я слышал, что ее соседи на той неделе собираются уезжать. Тогда она останется, по сути, одна, при ней будет только горничная.

      – Ах так? Что ж, завтра поговорю с ней и об этом.

      Я снова задвинул рисунок на полке телефонной книгой.

      – А вы полагаете, что она… что такой приступ может повториться?

      Жаффе