Путь Тарбагана. Мария Лабыч

кровь. Голос был обыкновенным, только дыхание заметно учащалось.

      Она чуть-чуть отвела его руку, и сразу прижала обратно. Там была сплошная пузырящаяся каша и торчало что-то металлическое.

      – Тритон, ты выживешь. Сейчас. Сейчас я кого-нибудь приведу.

      – Молчи. Слушай. Другого шанса не будет. Уходи сейчас. И хватит метаться под камерами, они все это отсмотрят.

      – Я только позову…

      – Нет! Ты сюда не вернешься, или я зря тебя вытащил. Не дай им шанса. Ты уйдешь сейчас. До того, как схлынет толпа, ты поднимешься на поверхность и поедешь прямо на автовокзал. Шмотки купишь в переходе. Из страны – не раньше, чем через полгода. Последний счет не трогай, хоть с голоду будешь подыхать. Пообещай мне.

      Голос его сбивался и гас. Она подползла совсем близко и прикоснулась лбом к его виску.

      – Ты умрешь?

      – Не сейчас.

      – Мне страшно. Там в вагоне мертвые люди.

      – Успокойся, Тамагочи. Представь, ты свободна. Повтори.

      – Я свободна… (без смысла). Я ничего больше не умею.

      – Никто ничего не умеет. Пока не научится.

      – Я буду по тебе скучать. Всегда. – Тамагочи втянула носом кровь.

      Ей показалось, что сейчас… вот уже сейчас она не выдержит. Отчаяние прорвется истерикой, и ничего не надо будет делать и никуда идти.

      – Не будешь, – услышала она в ответ. Его голос трезвил, обуздывал панику.

      – Я тебе нравлюсь? – неожиданно для себя самой спросила она.

      – Нет. Тебе вообще не идет ирокез. Ты наивная дура, стриженная под подростка-головореза. Ты ошиблась один раз, но ты умна и не повторишь ошибку. И не смей думать по-другому.

      Он прикоснулся пальцами к ее обритому виску, потом грубо оттолкнул ее голову.

      – Вперед. За нас обоих.

      Она поднялась с колен и, не оглядываясь, побрела по перрону. К ней подбежали спасатели, но она показала им на Тритона. Он уже потерял сознание.

      – К нему, прошу вас. Он жив. Я в порядке. Прошу вас…

      Ее подтолкнули к носилкам. Тогда она стянула окровавленный пиджак и задрала майку до подбородка. Повернулась. Ее бегло осмотрели и отпустили.

      «Северный вестибюль!» Она шла, через шаг спотыкаясь. Но не вглядывалась в предметы, валявшиеся всюду. Обувь, сумки, какие-то папки… попадались и более странные формы с черными подтеками. Она сразу отворачивалась.

      «Северный вестибюль».

      Трупы уже убрали с перрона, они лежали в ряд между колонн в центре зала. Лица под мешками для уборки. Раненых было гораздо больше, их продолжали сносить ближе к перегруженному эскалатору и укладывать на пол. Многие были неподвижны. Другие бились, их держали за голову и ноги. Здесь и там стояли пассажиры, на весу держа в руках капельницы. Под ними ползали врачи. Кому-то били в грудь, пытаясь завести вручную сердце. Кололи вены, накладывали жгуты, накидывали дыхательные мешки. Тамагочи подумала, что здесь стоит стон, крик, плач. Но не слышала этого. В голове звенел высоковольтный звук неподвижного поездного состава.

      Внезапно