Дочь Клеопатры. Мишель Моран

мужчин. А я осталась на палубе. Ветер трепал мои волосы, но у меня уже не было сил поправлять их.

      Братишку не удостоили даже приличным погребением. По этим жилам бежала кровь Александра Македонского и Марка Антония, а его швырнули в пенные волны, точно преступника. И разве нас, уцелевших, ожидала более сладкая участь? Октавиан посулил не лишать нас жизни – но разве человек, солгавший царице Египта, будто намерен отплыть в Рим через три дня вместо одиннадцати месяцев, остановится перед тем, чтобы обмануть двух сирот? Он и не собирался везти мою мать по улицам как трофей. Однажды Октавиан проделал подобное с Арсиноей[5] – и зрители, вместо того чтобы ликовать, взбунтовались. Людей возмутило подобное обращение с женщиной, тем более царского рода. Маме был уготован единственный жребий – быстрая смерть. Не поддайся она на уловку Цезаря, он отыскал бы другого исполнителя, только и всего. А после того как триумфальное шествие завершится, что может помешать ему расправиться с нами?

      В голову лезли мысли о разных способах казни. Может быть, Птолемею еще повезло избежать самых страшных мучений? Я положила руку на полированный поручень. Один прыжок – и никаких больше слез, никакого одиночества.

      – Лучше не думай об этом, царевна.

      Я резко выпрямилась. Разве еще не все ушли? Нет, за спиной все это время стоял Юба. В багряной тоге он более напоминал царя, нежели Октавиан в домотканых туниках и широкополых шляпах.

      – Видела когда-нибудь утопленников? – произнес нумидиец. – Тело распухает в пять, а то и шесть раз, потом чернеет, а под конец на нем облезает кожа.

      Мои пальцы, сжимавшие поручень, побелели.

      – Хочешь окончить свой путь, превратившись в забытый всеми распухший труп, который носится по волнам?

      – Чем лучше забытый всеми труп в римской темнице? – огрызнулась я, отходя от перил.

      В конце концов Юба получил то, чего добивался. Мы с Александром остались в живых до триумфа.

      Глава четвертая

      Рим

      Когда судно впервые за три недели причалило к пристани, мы с Александром выбежали на нос.

      – Это и есть Рим? – спросила я.

      Мусейона, который сверкал бы на солнце, не было и в помине. Вдоль побережья длинной чередой протянулись незамысловатые виллы без украшений и колонн. Квадратные белые здания отличались друг от друга разве что цветом обветренных ставенок на окнах.

      Брат покачал головой.

      – Нет, Брундизий. Говорят, отсюда до Рима еще пятнадцать дней на носилках.

      На берегу ожидали сотни солдат с ярко-красными знаменами, каждое из которых украшал золоченый орел и буквы SPQR, означающие Senatus Populusque Romanus[6]. Доки Брундизия могли вместить одновременно пятьдесят кораблей, и все-таки здесь никогда не видели ничего подобного маминой таламеге с ее чинными рядами эбеновых весел и бившими на ветру пурпурными парусами. С палубы можно было наблюдать, как солдаты, прикрывая глаза от солнца, изумленно покачивают головами.

      Вскоре на нос вышли Агриппа с Октавианом. Оба оделись как на войну. Желают напомнить Риму, что возвращаются

5

Арсиноя – сестра Клеопатры.

6

Сенат и народ Рима (лат.).