Дочь Клеопатры. Мишель Моран

тебе не хватает больше всех?

      Я посмотрела на Птолемея, крепко ли он заснул, и призналась:

      – Хармион. И, само собой, мамы.

      Брат кивнул.

      – А тебе?

      – Петубаста, – ответил он, и я заметила, как на его глаза навернулись слезы при мысли о юном служителе Птаха, нашем египетском наставнике из Мусейона. – И отца, конечно. Видела александрийские статуи, которые плывут с нами в Рим? Октавиан собрал их в библиотеке, а Юба каждую помечает надписью для продажи. Там есть и Петубаст.

      – Что может Юба знать об искусстве Египта? – усмехнулась я.

      – Ну, он писатель. – Трудно сказать, откуда мой брат набрался подобных сведений, но голос его звучал убедительно. – Юба создал уже три труда по истории.

      – К восемнадцати годам? – вырвалось у меня.

      – К девятнадцати.

      – Значит, он писатель и соглядатай.

      Я презирала нумидийца, забывшего предков ради сближения с Октавианом. Однако в тот день, не зная, что бы еще такого нарисовать, решила перебороть неприязнь и – вопреки своему намерению не приближаться к маминой библиотеке – все же взглянуть на сокровища, собранные там.

      Дверь оказалась распахнутой, роскошные панели были залиты светом, струящимся из окон. Сотни краденых статуй выстроились вдоль стен, однако большая часть комнаты пустовала. Шагнув за порог, я услышала шаги человека, спешившего укрыться.

      – Кто здесь?

      При звуках моего голоса из-за маминого стола появился мужчина в одежде простого моряка. В руках он сжимал статуэтку Исиды.

      – А, доброе утро, – ухмыльнулся моряк, приближаясь ко мне. – Хорошенькая. Значит, не врали парни.

      Я повернулась, чтобы убежать, и тут в дверном проеме блеснул клинок, брошенный чьей-то рукой. Тяжелый нож глубоко вонзился в панель рядом с моряком, и тот уронил статуэтку. Я замерла, боясь пошевелиться или даже вздохнуть.

      – Надеюсь, ты собирался это вернуть, – произнес Юба.

      Вор наклонился, трясущимися пальцами подобрал статуэтку и поставил ее на стол, но так неловко, что крошечная рука отломилась. А потом как ошпаренный ринулся к выходу. Юба поймал его за шиворот.

      – Никогда не касайся того, что принадлежит Цезарю, – внушительно сказал он, а когда моряк попытался выдавить что-то в ответ, усилил хватку. – В следующий раз буду целить прямо в горло. – И, оттолкнув напуганного вора, обратил свои черные глаза на меня. – А ты что здесь делаешь?

      – С… свиток, – быстро солгала я. – Хотела… хотела что-нибудь почитать.

      – Ну так ищи, – процедил Юба и направился к столу, где, осмотрев маленькую руку на свету, безжалостно швырнул ее в пустую амфору.

      – Нет! Не выбрасывай!

      Он посмотрел на меня взглядом человека, которому помешали в работе.

      – Это старинная вещь.

      – Благодарю, царевна. К несчастью, римлян мало интересуют разбитые изображения египетских богов. Но раз уж ты увлекаешься искусством, скажи, какие из этих предметов, по-твоему, самые ценные?

      Я уже видела Юбу в ярости и не собиралась испытывать его терпение,