Дочь Клеопатры. Мишель Моран

Вынудил моих отца и мать покончить с собой. Ушли даже Ирада и Хармион. Минуло одиннадцать месяцев, но до сих пор, стоило вспомнить о них, покоящихся в мраморных саркофагах внутри мавзолея, – и в горле будто вставал ком. Спустя семь дней после речи Октавиана в гимнасии по улицам Александрии двинулась погребальная процессия, собравшая столько плакальщиков, что римлянам пришлось бросить все свои силы без остатка на поддержание порядка в городе. И вот – кончено. У нас отобрали все, кроме нескольких сундуков с шелками. Мало того: еще неизвестно, как обойдутся с моими братьями, когда им исполнится по пятнадцать лет. Смерть виделась мне неотвратимым, а то и желанным выходом из положения – по сравнению с тем, что ждало нас в Риме. А если худшего все равно не избежать…

      Тут меня отвлекли крики и свист солдат, пытавшихся перевести коня с берега на дощатую палубу. Бедняга словно прирос к земле. Октавиан что есть силы хлопнул его по крупу. Один из римлян замахнулся бичом, и маленький Птолемей зажмурился.

      – Стойте! – не выдержал Александр. И добавил, приблизившись к римлянам: – Он просто боится воды.

      Послышался смех. Тучный солдат прокричал своему товарищу с бичом:

      – Ну так лупи эту животину, пока не зашевелится.

      – Нет! – рассердился брат. – Так вам его все равно не сдвинуть с места.

      Октавиан скрестил руки на груди.

      – Почему?

      – Ты ведь не станешь слушать одиннадцатилетнего мальчика? – ухмыльнулся толстяк.

      – Не мешало бы, – поспешила вмешаться я. – Мало кто разбирается в лошадях лучше его.

      – Так почему нам не сдвинуть коня? – повторил Октавиан.

      Волосы Александра блестели от соленых брызг. На ярком солнце кожа его казалась бронзовой. Кое-кто из римлян поглядывал на юного красавца с вожделением.

      – Потому что это не вожак. Отец специально воспитывал вожака. Если он пойдет и другие это увидят, то с остальными не будет хлопот.

      Агриппа окинул взором табун, беспокойно топтавшийся на берегу.

      – Кто из них вожак?

      Брат указал на крупного гнедого жеребца.

      – Гераклий.

      – Отлично, – бросил Октавиан, смерив Александра коротким взглядом. – Веди его на борт.

      Брат уверенным шагом двинулся к лошадям, и смешки солдат поутихли. Увидев его, конь по привычке потянулся обнюхать протянутую ладонь, с которой так часто брал угощение. Александр зашептал ему что-то на ухо, поглаживая широкий бок, и незаметно перехватил поводья. А потом не спеша, не переставая шептать, осторожно пошел на корабль. Гераклий послушно последовал за ним.

      – Вот теперь можно вести остальных, – сказал брат.

      Вскоре все лошади до единой были на палубе.

      Октавиан очень пристально посмотрел на Александра и заметил вполголоса:

      – Мне говорили, твой отец был отменным коневодом.

      – Да, – отозвался он, отводя глаза.

      Цезарь кивнул, отвернулся и обратился к Юбе, словно память о нашем папе не стоила слишком долгих разговоров.

      – Надеюсь, мы все забрали из мавзолея?

      – Все до последнего таланта.

      Солдат,