Неподобающая Мара Дайер. Мишель Ходкин

почти закричала она. – Как прошел день?

      Она обняла обоих сыновей, подчеркнуто игнорируя меня; я старалась держаться позади.

      Джозеф изложил каждую деталь дня с энтузиазмом подростка, а Даниэль, последовав за ними на кухню, терпеливо ждал, пока мама бросит вопрос и ему.

      Я углядела возможность сбежать, свернула в длинный коридор, который вел к моей комнате, и миновала три ряда французских дверей на одной стороне коридора и несколько семейных фотографий на другой. Фотографии изображали меня и моих братьев в младенчестве и в раннем детстве. Еще в коридоре висело несколько непрофессиональных, но обязательных фото из начальной школы и изображения семьи и бабушек с дедушками. Сегодня один из снимков привлек мое внимание. Со старой черно-белой фотографии в позолоченной рамке на меня смотрела моя бабушка, снятая в день своей свадьбы. Она сидела, спокойно выпрямившись, сложив на коленях руки, подкрашенные хной. Ее блестящие, черные как смоль волосы были разделены посредине четким пробором. Отсвет на фотографии заставлял бинди гореть между идеальных дуг бровей, и она была задрапирована в экстравагантную ткань – сложный узор танцевал по краям ее сари.

      Странное ощущение пришло и ушло, прежде чем я смогла в нем разобраться. Потом Джозеф пробежал по коридору, разминувшись со мной всего на два дюйма, чуть не сбив меня с ног.

      – Прости! – прокричал он и ринулся за угол.

      Я оторвала взгляд от фотографии и спаслась в своей новой комнате, закрыв за собой дверь.

      Плюхнувшись на пушистое белое одеяло, я сняла с себя кроссовки об изножье кровати. Они с глухим стуком упали на ковер. Я уставилась на темные, без украшений стены спальни. Мама хотела, чтобы эта комната была розовой, как и моя прежняя, – какая-то психологическая чушь насчет того, чтобы дать мне опору в знакомом окружении. Какая глупость. Цвет стен не вернет Рэчел. Поэтому я сыграла на жалости, и мама позволила мне выбрать вместо розового эмоциональный полуночно-синий. Благодаря нему казалось, что в комнате прохладно, и белая мебель выглядела утонченной.

      Маленькие керамические розы свисали с повешенной мамой люстры. Но с учетом темных стен это не делало помещения чересчур женственным: выбор цвета помог. И я впервые имела собственную ванную комнату, что было определенно плюсом.

      Я не повесила на стены набросков или картин и не собиралась этого делать. В день перед отъездом из Род-Айленда я сняла со стен множество приколотых мной фотографий и рисунков, и последним из них – карандашный набросок профиля Рэчел.

      Я уставилась тогда на этот рисунок, дивясь тому, насколько на нем она выглядит серьезной. Тем более в сравнении с легкомысленным выражением ее лица, когда я в последний раз видела ее в школе живой. Я не видела, как она выглядела на похоронах.

      Ее хоронили в закрытом гробу.

      9

      – Милая? Ты спишь?

      Я вздрогнула, услышав голос матери.

      Сколько времени прошло?

      Я немедленно встревожилась. Ручеек пота катился сзади по моей шее, хотя мне не было жарко. Я оттолкнулась и села