Завоевать сердце гения. Жасмин Майер

я Эйзенхауэра.

      – Посмотрите, сколько картин в тех залах, через которые вы прошли. За каждой из них скрывается женщина. Обиженная женщина. Я предупреждал Роберта и был готов к тому, что однажды одна из них нарушит молчание и заговорит с журналистами. Так что искать ее я не буду.

      – Она сказала правду?

      – Я ведь уже сказал вам, мисс Стоун, что не бываю в мастерской Роберта. А Клио, как она сама назвалась, описывала то, что произошло с ней именно там.

      – Вы не можете не знать, что творит Роберт со своими музами, мистер Эйзенхауэр!

      – А вы, мисс Стоун? – тихо спросил агент художника. – Разве вы сами не знаете этого?

      Я заставила себя прикусить язык. Вот оно, вещественное доказательство того, что я прекрасно знаю, каково это быть музой гения современности. Висит на стене прямо передо мной.

      – Значит, картина моя?

      – Ваша. Так распорядился Роберт.

      Посчитал необходимым убрать картину с глаз долой. Ладно, подумаю об этом позже. Желательно дома за ведерком с шоколадным мороженым.

      – И если она моя, я могу забрать ее?

      – Можете, но с одним условием.

      Ну, началось.

      Спрятав пластину в руке, без которой мне картину не получить, Эйзенхауэр сказал:

      – Вы, должно быть, догадываетесь, что это невероятный ценный подарок. Если нет, мы можем позвать оценщика. Он назовет вам цену.

      – Не нужно. Я догадываюсь, что стоит она прилично, но что с этого?

      – Выставка пробудет две недели на Манхэттене, а потом картины отправятся в турне по стране. Вы сможете забрать свое полотно сразу после того, как картины вернутся обратно в Нью-Йорк.

      – Хорошо. Это все?

      – Еще не все.

      – Да не тяните рязину! Выкладывайте как есть.

      Эйзенхауэр усмехнулся. С ним, наверное, никто так не разговаривал.

      – Этот щедрый подарок должен окупиться, мисс Стоун. Я долго ждал дня, когда Маккамон создаст нечто подобное. Как его агент, я не желаю, чтобы такой достойный экземпляр, вышедший из-под кисти Маккамона, канул в Лету. Эта картина станет вашей только, если вы вдохновите его на создание еще одной или нескольких подобных.

      – То есть вы отдадите мне картину, только если я отработаю эти миллионы, так? Не люблю, когда ходят вокруг да около.

      Эйзенхауэр холодно улыбнулся.

      – Зачем же так грубо? Подумайте вот о чем, мисс Стоун. Эта женщина, у которой вы брали интервью, так называемая, Клио. Она не пойдет в суд, чтобы доказать, что все сказанное ею является правдой. Я же, как агент Роберта Маккамона, в полной мере волен подать на ваше издательство в суд за клевету. «Белая акула» не могла не знать этого.

      – Но вы сказали, что понятия не имеете, чем Маккамон занимается в мастерской с музами.

      – Мне и не нужно это знать. У меня есть адвокаты и контракт, в котором каждый пункт тщательно выверен для того, чтобы обезопасить моего клиента. Вам стоило убедить своего редактора, что лучше выпустить вашу статью, а не идти на поводу у громких сенсаций. Такой опытный журналист, как Элеонора не могла не знать, чем