Отдай мою посадочную ногу. Евгений Лукин

он может пройти по камере, может встать, сесть, выглянуть в окно… Он свободен, понимаешь?

      – В камере? – уточнил я.

      – В камере! – подтвердил Гриша. – Ему достаточно этой свободы!..

      И такие вот разговоры – каждый день.

      Привязался однажды: можно ли найти человека, если известны паспортные данные? Я ответил: можно – через горсправку. А если не знаешь, в каком он городе живёт? Ну, тут уж я задумался. Не перебирать же, в самом деле, все города по очереди – так и жизни не хватит.

      – А кого ты искать собрался, Гриша?

      – Я?.. Никого… Я – так… из любопытства…

      Да о чём говорить – одна та история с «Витязем» чего стоит!.. Рассказал Сталевару – тот вылупил на меня совиные свои глаза и радостно предположил: «Так они ж это… коктейли-то, видать, на сырой воде разводят… А Гриньке, стало быть, только кипяченую можно. Вот он и окосел…» Но шутки шутками, а Гриша-то ведь и впрямь трезвенником оказался! То есть вообще ни-ни. Ни капли…

      Хотя была однажды ложная тревога. Я сидел в кухне на своей скамеечке и курил в печку, а Гриша с матерью разговаривали в большой комнате. Что-то мне в их беседе показалось странным. Мать молчала, говорил один Гриша. Я вслушался.

      – …а жители той планеты, – печально излагал наш особо опасный квартирант, – понятия об этом не имели. Вообще считалось, что это варварская, зашедшая в тупик цивилизация…

      И что самое удивительное – вязальные спицы в руках матери постукивали мерно, спокойно, словно речь шла о чём-то самом обыкновенном.

      – …он знал, что на этой планете ему не выжить, да он и не хотел… Собственно, это был даже не побег, а скорее форма самоубийства…

      Я швырнул окурок в печку и направился в большую комнату. Гриша сидел напротив матери и сматывал шерсть в клубок. Глаза – ясные, голос – ровный.

      – О чём это вы тут разговариваете?

      – А это мне Гришенька фантазию рассказывает, – с добрым вздохом отвечала мать. – В книжке прочёл…

* * *

      Вечером, дождавшись, когда Григорий ляжет спать, я снова подошёл к матери.

      – Слушай, мать… Я, конечно, понимаю: квартирант у нас хороший, лучше не бывает… Но скажи мне честно, мать: тебя в нём ничего не беспокоит?

      Она отложила вязанье, сняла очки и долго молчала.

      – Ну, странный он, конечно… – нехотя согласилась она. – Но ведь в детдоме рос – без матери, без отца…

      – Детдом – ладно, – сказал я. – А вот насчёт других планет – это он как? Часто?

      – Да пусть его… – мягко сказала она.

      Глава 6

      – А что это нашего квартиранта не видать?

      Швейная машинка ответила мне длинной яростной речью, мать же ограничилась тем, что оделила меня сердитым взглядом искоса.

      – Не понял, – уже тревожась, сказал я. – Где Гриша?

      За окнами было черным-черно. Часы на серванте показывали половину двенадцатого.

      – Да не стучи ты, мать, своей машинкой! Он что, не приходил ещё?

      – Почему… – сухо и не сразу ответила она. – Приходил. Потом снова ушёл. Да он уж третий вечер так…

      – Третий вечер? –