Отдай мою посадочную ногу. Евгений Лукин

глубокой предутренней синевы за окном только-только начали ещё проступать чёрные ветки и зубчатый верх забора, а я уже вошёл в малую комнату и включил свет.

      – Подъём! – скомандовал я в полный голос, и Гриша сел на койке. Рывком.

      Секунду он сидел напружиненный, с широко открытыми невидящими глазами, словно ждал чего-то страшного. Не дождавшись, расслабился и с лёгким стоном взялся за голову.

      – Трещит? – не без злорадства спросил я.

      С огромным удивлением Гриша оглядел комнату: вязаный половичок возле кровати, настенный матерчатый коврик с избушкой и оленями, две гераньки в горшочках на узком подоконнике.

      Потом он заметил лежащий на столе рядом со стопкой мелочи целлофановый пакет и беспокойно завертел головой.

      – Нет твоего тряпья, – сказал я. – Выкинул я его, понял? Наденешь вот это.

      И бросил ему на колени свой старый коричневый костюм. Ну как – старый? Новый ещё костюм, хороший, просто не ношу я его.

      Гриша отшатнулся и уставился на костюм, как на кобру.

* * *

      Светало быстро, завтракали мы уже без электричества. Несмотря на мои понукания, Гриша ел, как цыплёнок, стеснялся, молчал.

      – Опытом бы поделился, что ли… – буркнул я наконец. – Куда ты её потом дел?

      – Кого? – испугался он.

      – Я тебе сейчас дам «кого»! Бутылку вчера в «Витязь» пронёс?

      – Нет, – быстро сказал он.

      – Как это нет? Ты же лыка вчера не вязал, Гриша! До других планет доболтался!

      – До других планет? – в ужасе переспросил он.

      Гриша отложил вилку. На лбу его блестела испарина.

      – Но ведь ты же сам заставил меня пить этот… коктейль… – жалобно проговорил он.

      За дурака меня считает, не иначе.

      – Гриша, – сказал я. – Коктейль был безалкогольный. В «Витязе» с самого Указа вообще ничего спиртного не подают.

      Гриша обмяк.

      – Но ты же сам тогда сказал: алкоголь…

      – Ага… И поэтому ты окосел?

      – Да!

      «На шестой пресс! – подумал я. – И чем скорее, тем лучше! Сегодня же подойду к Валерке, пусть что хочет, то и делает, но чтобы Гриши этого в бригаде не было!..»

      – Ладно, – бросил я. – Давай посуду вымоем и вперёд. Пора…

* * *

      Переодевшись в рабочее, я вышел из бытовки и сразу был остановлен Люськой.

      – Говорят, ты новичка у себя поселил? – спросила она.

      – А кто говорит?

      – Ну кто… Аркашка, конечно.

      – Ты ему как-нибудь крюк на каску опусти – может, болтать поменьше будет, – посоветовал я и хотел идти, но Люська опять меня задержала.

      – Неужели правда? Аркашка говорит: приютил, в своё одел…

      – Ну, приютил! – раздражённо бросил я. – На груди пригрел! Тебе-то что?

      – Ничего… – Она отстранилась и с интересом оглядела меня исподлобья. – Просто спросить хотела… Ты его из соски кормить будешь или как?

      Вот язва, а? Язвой была – язвой осталась. С детства.

      – Ну забери – у себя поселишь.

      – Дурак! – вспыхнув,