Отдай мою посадочную ногу. Евгений Лукин

воды, неразбавленный.

      И протянул ему хрупкий высокий стакан, наполненный слоистой смесью. Гриша принял его с обречённым видом.

      – Ого, да ты, я смотрю, тоже левша?

      Гриша растерянно уставился на свою левую руку.

      – Я нечаянно, – сообщил он и поспешно переложил стакан в правую.

      Я удивился. А Гриша вынул из стакана соломинку, побледнел, старательно выдохнул и, зажмурясь, хватил коктейль залпом. Потом осторожно открыл глаза и с минуту сидел, прислушиваясь к ощущениям.

      Всё это мне очень не понравилось.

      – А ну-ка, давай честно, Гриша, – сказал я. – Пьёшь много?

      – Спиртных напитков?

      – Да, спиртных.

      – Вот… в первый раз… – сказал он и зачем-то предъявил мне пустой стакан. – И на вокзале ещё… Только я тогда отказался…

      Я решил, что он так шутит. А Гриша тем временем порозовел, оттаял и принялся с интересом озираться по сторонам: на людей, на Змея Горыныча, на цепные светильники эти…

      – Правильно я сделал, что приехал сюда, – сообщил он вдруг. По лицу его бродила смутная блаженная улыбка. – И чего я боялся? – сказал он чуть погодя со смешком.

      – Боялся? – не понял я. – Кого?

      – Вас, – всё с той же странной улыбкой ответил Гриша.

      Заподозрив неладное, я быстро заглянул под стол. Под столом ничего не было. Да и потом: какой же это надо быть сволочью, чтобы сидеть с кем-нибудь из своих и втихаря пить одному! Опять же – когда бы он успел-то? Пока я к стойке за коктейлем ходил?..

      – Почему ты ведёшь меня к себе? – вырвалось вдруг у него.

      – А тебе что, на вокзале понравилось?

      Гриша опечалился и повесил голову. Видно было, что к своим чёрным блестящим волосам он после душа не прикасался.

      – Нет, – сказал он. – На вокзале мне не понравилось…

      Он вдруг принялся мотать головой и мотал ею довольно долго. Потом поднял на меня глаза, и я оторопел. Гриша Прахов плакал.

      – Минька!.. – сказал он. – Я особо опасный преступник…

      Я чуть не пролил коктейль себе на брюки.

      – Что?

      – Особо опасный преступник… – повторил Гриша.

      Я оглянулся. Нет, слава богу, никто вроде не услышал.

      – Погоди-погоди… – У меня даже голос сел. – То есть как – особо опасный? Ты что же… сбежал откуда?

      – Сбежал… – подтвердил Гриша, утираясь своим антисанитарным рукавом.

      Я посмотрел на его пиджак, на тесёмочный бантик под горлом и вдруг понял, что Гриша не притворяется.

      – А паспорт? Как же тебя на работу приняли без паспорта? Или он у тебя… поддельный?

      – Паспорт у меня настоящий, – с болью в голосе сказал Гриша. – Только он не мой. Я его украл.

      Нервы мои не выдержали, и, выхватив из коктейля соломинку, я залпом осушил свой стакан.

      – А ну вставай! – приказал я. – Вставай, пошли отсюда!

      И, испепеляемые взглядом Тамары, мы покинули помещение. Завёл я Гришу в какой-то двор, посадил на скамеечку.

      – А теперь рассказывай, – говорю. – Всё рассказывай. Что ты там натворил?

      Плакать Гриша