Гардеробщик. Московский дискурс. АНАТОЛИЙ ЭММАНУИЛОВИЧ ГОЛОВКОВ

тебе больше не дорогая, а сырки собака съела!

      – Собака?..

      – Собака.

      – А вот я позавчера две котлеты принесла из кулинарии! И где они? Одна – морковная, от язвы, думала, тебе на утро…

      – А я думал, тоже Дакоте… Ладно, шестикрылая, снимай куртон, будешь помогать. У нас праздник развода.

      Серафима чистит картошку, жалуясь Милене на жениха:

      – Я ему говорю: Егорий, если ты сомневаешься, давай вместе к врачу сходим. У меня-то пока ничего!

      Милена жарит котлеты. Вокруг вертится собака.

      – Как я тебя понимаю!

      – И не говори, сестра! Дакота, я тебя кормила!

      Собака воет:

      – У-у-у! Вэ-о-о-о-о!

      – Вон, иди к Беломору! Пошла вон!.. А давай, пока они не видят, по рюмашке?.. Дакота, куда колбасу-то схватила? Уши оборву!

      – Все-таки мужики – полные уроды, да?!

      – А то! Бум! Ой!.. Закуси хоть яблочком!

      Милена выходит в комнату, руки в боки:

      – Вадик, кого-то еще ждем?

      – Мишка обещал заехать после спектакля.

      – Охренеть!

      – Джано, братишка, присмотри за этой психопаткой, чтобы она не свинтила. А то кому посуду мыть?

      – Пошел к черту, Беломор! Я уже не твоя психопатка!

      – А чья, чья?! Вот ответь мне, что ты имеешь в виду!

      – Тс-с-с! Ребята, тише вы! Полпервого ночи! Соседей разбудите! Мы с Игорем пойдем Мишку из театра встретим. И еще одну достанем, я знаю где.

      Беломор служил репортером в газете, а Мила на «Мосфильме», и мы собирались каждую субботу. Тогда я изобрел блюдо «Пельменная лазанья». Короче, этот ком из начинки и теста я разрезал на коржи, перекладывал сыром, похожим на замазку для окон, и зажаривал в духовке. Неплохо шло под винцо!

      Я тогда работал помощником печатника в типографии. Катал рулоны килограмм под триста. Печатник, семейный козлодой из Мневников, заправлял бумажную ленту в ротационную машину, выпивал чекушку и спал в раздевалке. Я вместо него фрезеровал печатные формы из какого-то сплава с цинком. Однажды зевнул, поздно схватился за рычаг противовеса, и мне фрезой чуть не отрезало четыре пальца. Вовремя увернулся, но фреза все же вошла в ладонь.

      Выписываюсь из больницы, у Беломора новость: едет на войну, пробил командировку от газеты. Главный редактор не разрешил, Вадик поперся к маршалу Ахромееву, упал в ноги: Сергей Федорович, разрешите в район боевых действий!

      Мы его отговаривали: мог вернуться в гробу. Но вернулся со свинцом в жопе.

      Беломор ездил на рейды с разведчиками, писал репортажи в газету. Они прославили его на всю страну. Однажды ехал на броне, снимал видео, повстанцы засадили ему пулю. Выстрелили из винтовки времен Бурской войны, но пулей такого калибра, что Беломор удивлялся, как ему еще не оторвало яйца.

      Мы об этом знали, но он не написал жене о ранении, застрял в госпитале, подхватил там дикий менингит, а менингит дал осложнение на кровь.

      Война крепко ломанула его. В Москве вместо книги о войне он люто запил, а после запоя, русской бани и молитв засел за пьесу.

      Милена родила сына.

      А теперь