Собиратель реликвий. Кристофер Бакли

он застал в добром здравии. Тот провел зиму в Венеции и с жаром рассказывал Дисмасу о какой-то новой технике, называемой chiaroscuro. Из его объяснений Дисмас лишь смутно понял что-то про контраст света и тени. Дюрер с гордостью показывал свои новые гравюры, и впрямь замечательные, а потом объявил, что пишет труд по математике – науке, в которой обладал глубокими познаниями.

      Италия неизменно действовала на Дюрера освежающе, хоть он и осуждал моральный облик итальянцев. Его распирало от новостей. Наслушавшись омерзительных сплетен, в основном про причуды и странные наклонности папы Льва, художник лишь больше укрепился в своем уважении к Лютеру. Дюрер рассказал, как папа, удумав заполучить Урбинское герцогство для своего племянника Лоренцо, затеял войну, обошедшуюся в астрономическую сумму – восемьсот тысяч дукатов золотом. Это возмутило некоторых кардиналов, и они вознамерились отравить папу.

      – Жаль, у них ничего не вышло, – вздохнул Дюрер.

      Расправа над кардиналами была ужасной.

      От папы беседа перешла к последней филиппике Лютера в адрес Рима; в ней он называл папу антихристом и, прости господи, «великой бесноватой вавилонской блудницей». Дисмас взял с Дюрера слово, что сегодня в «Жирном герцоге» обойдется без пьяных поношений.

      Дюрер с содроганием вспомнил последствия прошлой гулянки: гомерическое похмелье и Агнессу, в неистовом гневе равную Медее. Друзья решили приятно провести время, на этот раз придерживаясь Сократовой умеренности.

      За ужином Дисмас рассказал Дюреру про Альбрехта и его шарлатанскую лодку святого Петра. Упомянул он и об озарении, снизошедшем на него по пути в Нюрнберг, и о планах оставить торговлю реликвиями и вернуться в родные края. Он добавил, что эти счастливые мечты припорошены грустью, поскольку теперь приятели станут видеться реже, и пообещал устроить в доме комнату с большим окном, чтобы Дюрер, приезжая в гости, мог там рисовать.

      Дюрер заявил, что в кантонах рисовать нечего.

      – Кто мне будет позировать? Коровы?

      Дисмас отвечал, что обязательно купит громадное зеркало, чтобы Дюрер мог писать свою любимую натуру.

      Дюрер расхохотался. Ужин шел славно.

      Потом Дюрер сказал:

      – Слава богу, Агнесса не послушалась твоего совета и не отнесла деньги этому пройдохе Бернгардту.

      – Ты о чем? – удивился Дисмас.

      – Ты забрал у него свои сбережения?

      – Покамест нет, а что?

      Дюрер с ужасом поглядел на друга:

      – Я думал… Ты так благодушен… Вот я и решил, что ты успел забрать деньги.

      – Я же был в отъезде, Нарс. Только-только вернулся.

      – Боже милосердный… – ошеломленно протянул Дюрер.

      – Что случилось?

      Дюрер подозвал кабатчика:

      – Бренди. Две порции, и побольше.

      Магнус ушел к стойке.

      – Бернгардт в тюрьме, – сказал Дюрер.

      – В тюрьме? За что?

      – Вроде как за кражу.

      – За