Собиратель реликвий. Кристофер Бакли

оттуда. Вот повезло-то, да? Ну, Максимилиан свое заслужил. Он развратник хуже Тиберия.

      – Нельзя ли чуть попочтительнее? Он все-таки мой покровитель.

      – Тогда найди себе другого покровителя. У меня вот, например, нет покровителей в гнойных язвах. – Дисмас вздохнул. – Мне что-то расхотелось в «Сады Эдема». А после нашего разговора, наверное, больше никогда не захочется. Но выпить надо по-всякому. Пошли.

      Дюрер жил в Тиргартнертере, у подножия замка. Как обычно, приятели пошли в «Жирного герцога» и сели в углу, где потише.

      Дюрер хандрил. Дисмас пил пиво, Дюрер – бренди, одну кружку за другой.

      Вдруг он сказал:

      – Если император действительно помирает, то мне нужен новый покровитель.

      – Вечно ты переживаешь из-за денег. Ох, ради всего святого, ведь ты – Альбрехт Дюрер. С голоду не помрешь.

      – А ты знаешь, сколько ртов я кормлю? Детей нет, но есть братец Ганс с семейством. И все как один прожорливы. И родственники Агнессы. И прислуга. И подмастерья. И покупка материалов. Поверь, я очень завишу от Максимилиановой пенсии. И от этих рук. – Он вытянул перед собой руки, словно для осмотра. – Все время немеют. А глаза? Что будет, когда я ослепну, а?

      – В таком случае, может, тебе все же следует приукрасить портрет Фуггера? Я готов попозировать.

      – А какое жалованье платят придворному живописцу? Ну, этому халтурщику Кранаху?

      – Фридрих со мной это не обсуждает. Да и что тебе Кранах, Нарс?

      – Говорят, он получает двести гульденов в год. Двести! Я за Агнессой столько приданого взял.

      – Вряд ли ему столько платят. Но живет он недурственно, это да. Вдобавок, столуясь у Фридриха, голодным не останешься.

      – Мне бы так. И это какой-то Кранах! Нет в этой жизни справедливости. Вот и приходится уповать на следующую.

      – Слушай, сходил бы ты к мастеру Бернгардту.

      – Этот банкир твой, что ли?

      – Он гений. Дай ему гульден, он превратит его в дукат, а дукат – в алмаз. Благодаря ему мое состояние выросло в четыре раза.

      Дюрер пожал плечами:

      – Я поговорю с Агнессой. Деньгами занимается она. Теми, что остались.

      – М-да, разговоры у нас – лучше некуда, – вздохнул Дисмас. – Сифилис, папские свищи, полудохлый развратник-император, а теперь вот нищета и голодная смерть. О чем бы нам еще поговорить? О казнях? Поехали со мной в Майнц, а? Там у них каждый день кого-то жгут.

      В конце концов Дисмас сумел заставить Дюрера улыбнуться, рассказав, как огорчился Альбрехт, когда выяснилось, что Дисмас не купил ему поддельный байдак святого Петра.

      – Но больше всего он хочет плащаницу.

      – Плащаницу? Я сварганю ему плащаницу! – От выпитого язык Дюрера начинал понемногу заплетаться. – Такую плащаницу… такую прекрасную плащаницу, что Иисус захочет вернуться с небес и снова в нее замотаться.

      – Не говори так, Нарс.

      Дюрер грохнул кружкой о стол:

      – Эй, Магнус! Шевели своими жирными булками и неси мне еще бренди. И этих твоих конских ссак для моего друга Дисмаса.

      – Альбрехту не нужна твоя плащаница, –