Фомка-разбойник (cборник). Виталий Бианки

что-то долго нет Викентия.

      Вышел я, стал кликать. Не отвечает.

      Встревожился я: мало ли что может быть в лесу, без оружия он ушел. Зверь может подмять, урядник мог на след наш напасть, захватить.

      Хотел уж идти разыскивать. А он тут и идет. Бледный, вижу, как мертвец, и еле передвигает ноги. Руки свои перед собой несет, как вещь.

      И вижу: на руках голое мясо, кожа спущена, свисает с пальцев клочьями.

      Кинулся я к нему, спрашиваю: «Что, что с тобой?»

      Он ничего не сказал, упал мне на руки в обмороке.

      Уложил я его, кожу натянул на руки, перевязал, как умел.

      Через час очнулся он. Рассказал, как было дело.

      Близ малинника наткнулся он на медведицу с медвежатами. Медвежатки глупые, несмышленыши: подбежали к нему, давай играть. А медведица поднялась на дыбы, рявкнула, а ударить боится: своих же детей зашибет.

      Викентий стоит, не шелохнется. Медвежата ему руки лижут. Наверно, думали – материнскую грудь сосут. И не маленькие уж: месяцев пяти. На языке наждак будто. Больно рукам. А оттолкнуть нельзя. Так рассудил: пусть лучше больно, чем закричать или бежать – разом медведица кончит. А медвежата, может, и отстанут.

      Стоит Викентий. Не пикнет.

      И спустили ему медвежата кожу с обеих рук, как перчатки стянули.

      И убежали, увела их мать. Викентий жив остался.

      Так вот это – воля, характер. Я бы не стерпел, думаю, закричал бы.

      – Да уж, – позевнув, сказал Виктор Степанович, – хуже нет – медведицу с медвежатами повстречать. Я бы убежал. А вот рябчика я завтра непременно убью: способ такой придумал. Как поднимется выводок, я за одним следить буду. И уж я его, шельму, угляжу, куда он сядет.

      На этом мы и заснули.

      В тот раз больше ничего особенного не случилось на Студеном ключе. Я не нашел медведя. Виктору Степановичу так и не удалось добыть рябчика. Вернулись мы в Свердловск и скоро расстались: я уехал домой в Ленинград.

      И вот вчера, через год после описанных событий, получаю вдруг письмо с Урала.

      И не раз кровью обливалось мое сердце при чтении этого письма. Вот что я из него узнал.

      Этой осенью профессор снова решил попытать счастья в лесах на Студеном ключе.

      С ним поехал Арсений, а меня заменил брат Виктора Степановича, доктор и тоже охотник.

      Ночевали в той же лесной избушке, что и мы.

      Виктору Степановичу долго не везло: все не мог поднять ни одного выводка рябчиков, бегал по лесу без выстрела.

      В одном месте заметил медвежий след, и не очень старый. На всякий случай вложил в левый ствол разрывную пулю «жакан», а в правом оставил мелкую дробь – на рябчиков. И, конечно, через минуту забыл про медведя: рябчики увлекали его куда больше.

      Забрался в чащу, выбрался из нее и увидел перед собой громадный ствол лежащего на земле дерева.

      Подумал: «Под ним, наверно, сидят рябчики. Вот непременно сидят».

      И осторожно, стараясь не шуметь, взобрался на колодину.

      Первое, что он увидел, был медвежонок. Рядом поднялся другой. Оба встали на дыбашки.

      «Медведица?»