Фомка-разбойник (cборник). Виталий Бианки

птичьи следы и обгорелый пыж на снегу.

      Куропатки это белые. Целая стая спала тут, в снег зарывшись.

      Услышали птицы Егорку, вспорхнули. А он выпалил. Все улетели; одна шмякнулась. Видно, как билась на снегу.

      Эх, лихой рос охотник: птицу на лету валил! Такой и от волков отбиваться может, даром им в зубы не дастся.

      Заторопился лесник дальше, сами ноги бегут, поспевают.

      Привел след к кусту – и стоп!

      Что за леший?

      Остановился Егорка за кустом, толчется лыжами на месте, нагнулся – и рукой в снег. И в сторону побежал.

      Метров сорок прямо тянется след, а дальше колесить стал. Э, да тут звериные следы! Величиной с лисьи и с когтями…

      Что за диковина? Сроду такого следа не видано: невелика лапа, а когтищи с вершок длиной, прямые, как гвозди!

      Кровь на снегу: пошел дальше зверь на трех. Правую, переднюю Егорка ему зарядом перешиб.

      Колесит по кустам, гонит зверя.

      Где уж тут было парнишке домой ворочаться: подранка разве охотник бросит?

      Только вот что за зверь? Больно здоровые когтищи! Тяпнет такими по животу из-за куста… Парнишке много ли надо!

      Глубже и глубже в лес лыжный след – сквозь кусты, мимо пней, вокруг поваленных ветром деревьев. Еще на корягу налетишь, лыжу поломаешь!

      Эх, желторотый! Заряд, что ли, бережет? Вот это место – за вывороченными корнями – и добить бы зверя. Некуда ему тут податься.

      А руками разве скоро возьмешь? Сунься к нему, к раненому! Обозленный-то и хомячишко в руки не дастся, а этот зверь, видать, тяжелый: дырья от него в снегу глубокие.

      Да что же это: никак снег падает? Беда теперь: занесет след, тогда как быть?

      – Ходу! Ходу!

      Кружит, колесит по лесу звериный след, за ним лыжный. Конца не видно.

      А снег гуще, гуще.

      Впереди просвет. Лес пошел редкий, широкоствольный. Тут скорей еще следы засыпает, все хуже их видать, трудней разбирать.

      Вот, наконец, догнал тут Егорка зверя! Снег примят, кровь на нем, серая жесткая шерсть.

      Поглядеть надо по шерсти-то, – что за зверь такой? Только неладно тут как-то наслежено… На оба колена парнишка в снег упал.

      А что там впереди торчит?

      Лыжа! Другая! Узкие глубокие ямы в снегу: бежал Егорка, провалился…

      И вдруг – спереди, справа, слева, наперерез – машистые, словно собачьи, следы.

      Волки! Настигли, проклятые!

      Остановился лесник: на что-то твердое наткнулась его правая лыжа. Глянул: берданка лежит Егоркина.

      Так вот оно что! Мертвой хваткой хватил вожак за горло, выронил парнишка ружье из рук, – тут и вся стая подоспела…

      Конец! Взглянул лесник вперед: хоть бы одежи клок подобрать!

      Будто серая тень мелькнула за деревьями. И сейчас же оттуда глухое рычание и тявк, точно псы сцепились. Выпрямился лесник, сдернул ружье с плеча, рванул вперед.

      За деревьями над кучей окровавленных костей, оскалив зубы и подняв шерсть, стояли два волка. Кругом валялись, сидели еще несколько…

      Страшно вскрикнул лесник и, не целясь, выстрелил сразу из обоих