Фомка-разбойник (cборник). Виталий Бианки

упал.

      – Виктор!.. Витя! – закричал доктор.

      В ответ ему прогремел выстрел, потом другой.

      – Сюда, сюда! – крикнул доктор.

      Из-за деревьев выскочил Арсений с дымящимся ружьем. Юноша волок за собой убитого медвежонка.

      – Виктор убит… Пропал! – в неистовстве закричал доктор и бросился через колодину к племяннику.

      Подошвы скользнули по гладкому стволу, и доктор ухнул в яму.

      Падение не оглушило его: в яме была мягкая гниль и густой папоротник. Доктор нащупал под рукой что-то твердое, теплое.

      Кость… нога!

      Он быстро раздвинул папоротник: на дне ямы лежал Виктор Степанович. Все лицо и вся грудь его были залиты кровью.

      Доктор приник ухом к сердцу.

      – Жив! Арсений, сюда!

      Вдвоем они с трудом выволокли из ямы отяжелевшее тело Виктора Степановича.

      Арсений сбегал на Студеный ключ. В кожаной шапке принес воды.

      Наконец Виктор Степанович глубоко вздохнул и открыл глаза.

      – Долго же я спал, – сказал он, – совсем как в сказке. – И, вдруг забеспокоившись, спросил: – Который час? Пора, а то здесь ночевать придется.

      Он ничего не помнил: ни как увидел медвежат и медведицу, ни как выстрелил, ни что потом было.

      Доктор отер кровь с лица брата, распахнул одежду на груди и с удивлением увидел, что Виктор Степанович нигде не ранен: кровь на нем была кровью убитых над ним медведей.

      Пока Арсений поил дядю студеной ключевой водой, доктор осмотрел медведицу. Ее глаза и нос были разбиты зарядом мелкой дроби. Пуля вошла в грудь и разорвалась в сердце.

      И с этими-то ужасными ранами зверь успел взлететь на высокую колодину и ударить врага с такой силой, что тот грохнул в яму, как легкая чурка, – и все забыл.

      «Теперь я припомнил все, – кончает свое письмо Виктор Степанович, – вплоть до момента, когда стрелял. Дальше – пустота, пока не очнулся в объятиях брата.

      Пишу вам, сидя на пне у избушки, прильнувшей к косогору Студеного ключа. Кругом мало что изменилось: тот же суровый и темный лес, да луга, да ширь поднебесья; рябчики в желтой листве березы, глухари на черных в золоте лиственницах.

      Странно мне, что я убил такого громадного и страшного… рябчика. Я же не за ним шел. И мне кажется, что это не я, а кто-то другой.

      Меня по-прежнему влекут рябчики, одни только рябчики. Признаться вам, я до сих пор ни одного не добыл. Но я не теряю надежды: не всегда же мне бить медведей.

      Когда-нибудь убью и рябчика».

      Ласковое озеро Сарыкуль

      Чуть обозначились в степи темные купола стогов, когда мы с Виктором Степановичем подошли к берегу большого озера Сарыкуль.

      – Значит, вот восток, – сказал профессор, указывая на оранжевую полоску зари. – Мы на южном берегу озера, идти будем прямо на север. Солнце на восходе с правой руки. Впрочем, я буду следить по компасу, – у меня с собой.

      Двустволка в руках. Патронташ полон, и все карманы набиты патронами: стрельба предстоит немалая. Приятно бодрит осенний холодок.

      Кажется, прямо с берега начинаются камыши: воды чуть-чуть.