Черным по белому (сборник). Аркадий Аверченко

недоумевающе посмотрел на Бердягу.

      – Да как же! У нас в технической конторе.

      – Знаю, знаю, – покровительственно сказал Бердяга. – В технической конторе братьев Шумахер и Зайд «Земледельческие орудия и машины», представители Альфреда Барраса…

      – Да… – привычной скороговоркой подтвердил Яков. – Анонимной компании Унион и Джеффри Уатсона…

      – В Шеффильде! И давно служите?

      – Да вот уж второй год. Сейчас же после вас определился.

      – Кушайте, пожалуйста, Яков… как по отчеству?

      – Семеныч.

      – Вот я вам, Яков Семеныч, выберу красненькое с синей полоской. Матушка здорова?

      – Ничего. Нынче только с утра что-то…

      – Может быть, винца еще можно?

      – Много будет, Владимир Астафьич.

      – Ну, уж и много. А вот сардинки. Давно служите?

      – Второй год. Прямо-таки скоро после вас определился, когда Альфред Густав…

      – Ага! Это хорошо. А вот эта колбаса с чесноком, а эта без. Прошу, господа! Прошу закусить, чем Бог послал. Матушка ваша как поживает?

      – Так, вообще, ничего. Да сегодня старуха что-то, от обедни вертаясь…

      – Ну, слава Богу. Это приятно! Надеюсь, пивца-то вы выпьете? Ну, что ничего вам служится в конторе братьев Шумахер и Зайд…

      – Представители Альфреда Барраса, – машинально продолжил швейцар. – Да пожаловаться нельзя. Иногда только перед праздником, когда…

      – Ну, слава Богу, дай Бог! Мамаша дома сидит или в гостях?

      – Дома. Она, Владимир Астафьич…

      – Так, так… А вот это моя гитара… Потом я вам сыграю.

      ___________________________

      Ушел швейцар технической конторы Братьев Шумахер и Зайд от конторщика той же фирмы довольно поздно – в 11 часов.

      Бердяга долго жал руку этому непрезентабельному гостю и просил «не забывать».

      А когда гость ушел, Бердяга, вернувшись в комнату и прибирая на столе, должен был оценить деликатность этого краснощекого, дубоватого на вид парня: на скатерти среди крошек хлеба и кулича лежал Бердягин двугривенный – отвергнутая дань аристократизма во имя чумазой демократии…

      Функельман и сын

      (Рассказ матери)

      Я еще с прошлого года стала замечать, что мой мальчик ходит бледный, задумчивый. А когда еврейский мальчик начинает задумываться – это уже плохо. Что вы думаете, мне обыск нужен, что ли, или что?

      – Мотя, – говорю я ему, – Мотя, мальчик мой! Чего тебе так каламитно?

      Так он поднимет на меня свои глаза и скажет:

      – Что значит – каламитно! Ничего мне не каламитно!

      – Мотя! Чего ты крутишь? Ведь я же вижу…

      – Ой, – говорит, – отстань ты от меня, мама! У меня скоро экзамен на аттестат зрелости, а потом у меня есть запросы.

      Обрадовал! Когда у еврейского мальчика появляются запросы, так господин околоточный целую ночь не спит.

      – Мотя! Зачем тебе запросы? Что, их на ноги наденешь, когда башмаков нет, или на хлеб намажешь вместо масла? Запросы, запросы. Отцу твоему сорок шестой год –