Черным по белому (сборник). Аркадий Аверченко

угрюмая горничная – замкнутое в себе существо.

      – Что угодно?

      – Голубушка… Что, натурщица, вообще… здесь?

      – Здесь. Вы художник? Рисовать?

      – Да… я, вообще, иногда занимаюсь живописью. Вы скажите там… Что, вообще, мол, все будет как следует.

      – Пожалуйте в гостиную.

      Через минуту ко мне вошла прекрасно сложенная красивая молодая женщина в голубом пеньюаре, который самым честным образом обрисовывал ее формы. Она протянула мне руку и приветливо сказала:

      – Вы насчет позирования? Да? Художник?

      «Пора переходить на фривольный тон», – подумал я.

      – Художник? Ну что вы! Хе-хе! Откуда вы могли догадаться, что я художник?

      Она засмеялась.

      – Вот тебе раз! А зачем бы вы тогда пришли, если не художник? В академии?

      – Нет, не в академии, – вздохнул я. – Не попал.

      – Значит, в частной мастерской. У кого?

      Я общительно погладил ее руку.

      – Какая вы милая! А вот догадайтесь!

      – Да как же можно догадаться… Мастерских много. Вы можете быть и у Сивачева, и у Гольдбергера, и у Цыгановича. Положим, у Цыгановича скульптура… Ну, еще кто есть?.. Перепалкин, Демидовский, Стремоухов… У Стремоухова, да? Вижу по вашим глазам, что угадала.

      – Именно, у Стремоухова, – подтвердил я. – Конечно, у него.

      Она оживилась.

      – А! У Василия Эрастыча! Ну, как он поживает?

      – Да ничего. Пить начал, говорят.

      – Начал? Да он, кажется, лет двадцать, как пьет.

      – Ну? Эх, Стремоухов, Стремоухов! А я и не знал. Думал сначала: вот скромник.

      – Вы ему от меня кланяйтесь. Я его давно не видала… С тех пор как он с меня «девушку со змеей» писал. Я ведь давно позирую.

      – Да вы серьезно позируете? – печально спросил я.

      – То есть как серьезно? А как же можно иначе позировать?

      – Я хотел сказать: не устаете?

      – О, нет! Привычка.

      – И неужели совсем раздеваетесь?

      – Позвольте… А то как же?

      – Как же? Я вот и говорю: не холодно?

      – О, я позирую только дома, а у меня всегда 16 градусов. Если хотите, мы сейчас можем поработать. Вам лицо, бюст или тело?

      – Да, да! Конечно!! С удовольствием. Я думаю – тело. Без сомнения, тело.

      – У вас ящик в передней?

      – Какой… ящик?

      – Или вы с папкой пришли? Карандаш?

      – Ах, какая жалость! Ведь я забыл папку-то. И карандаш забыл.

      Я помедлил немного и сказал, обращая мысленно взоры к своим патронам: Байрону и Бенвенуто Челлини:

      – Ну, да это ничего, что с пустыми руками… Я…

      – Конечно, ничего, – засмеялась молодая женщина. – Мы это сейчас устроим. Александр!! Саша!

      Дверь, ведущая в соседнюю комнату, скрипнула…

      Показалось добродушное лицо молодого блондина; в руке он держал палитру.

      – Вот, познакомьтесь: мой муж. Он тоже художник. Саша! Твой рассеянный коллега пришел меня писать и забыл дома не только краски и холст, но и карандаш и бумагу. Ох, уж эта богема! Предложи ему что-нибудь…

      Я